Открытие природы - [125]
Но у родителей Геккеля были иные представления, они настаивали, чтобы сын начал работать врачом в Берлине. Сначала Геккель подчинился, но исподволь саботировал их планы. Открыв в Берлине собственную практику, он установил неудобные для посетителей часы приема: с 5 до 6 утра. Неудивительно, что за год он принял всего полдюжины пациентов, зато, как он гордо заявлял, ни один от его советов не умер{1954}.
В конце концов любовь к невесте Анне заставила Геккеля подумать о более традиционной карьере. Он называл Анну «лесным ребенком»{1955}. Вместо всего материального – нарядов, мебели, драгоценностей – Анна любила простые радости жизни: гулять в полях, лежать среди диких луговых цветов… По словам Геккеля, она была «совершенно неизбалованной, чистой»{1956}. По удивительному совпадению она и Эрнст родились в один и тот же день – 14 сентября. Эту дату они и выбрали в качестве той, когда будет объявлено об их помолвке{1957}. Геккель решил стать преподавателем зоологии – уважаемая профессия, избавленная от риска испытывать «невыносимое отвращение к трупам»{1958}. Чтобы сказать свое слово в науке, нужно было просто определиться с исследовательским проектом.
В начале февраля 1859 г. Геккель приехал в Италию, где надеялся найти новых морских беспозвоночных. Годилось все, от медуз до крохотных одноклеточных, главное, чтобы с открытия могла начаться его новая карьера. Полюбовавшись несколько недель Флоренцией и Римом, Геккель отправился в Неаполь и приступил там к работе, но она не заладилась. Рыбаки отказались ему помогать. Город был грязным и шумным, улицы кишели жуликами, за все приходилось платить втридорога, мучаясь от жары и пыли{1959}. Морских ежей и медуз попадалось до обидного мало.
Туда, в Неаполь, Геккелю пришло письмо отца о смерти Гумбольдта, заставившее его задуматься не только об искусстве и науке, но и о собственном будущем. На узких, шумных улицах Неаполя, вившихся лабиринтом под внушительными очертаниями Везувия, Геккель снова ощутил у себя в груди борьбу двух душ{1960}. 17 июня, через три недели после известия о смерти его героя, Геккель решил, что с него довольно Неаполя. Он переправился на Искью, остров в Неаполитанском заливе.
На Искье Геккель познакомился с немецким поэтом и художником Германом Аллмерсом{1961}. Неделю они гуляли вдвоем по острову, рисовали, плавали и беседовали. Им так понравилось общество друг друга, что они решили вместе попутешествовать. Вернувшись в Неаполь, они поднялись на Везувий, потом поплыли на Капри, другой остров в Неаполитанском заливе, где Геккель надеялся увидеть природу как «взаимосвязанное целое»{1962}.
Он захватил с собой мольберт и акварельные краски, а также приборы и записные книжки, но ему хватило всего недели жизни на Капри, чтобы пристраститься к новому богемному образу жизни. Осуществилась его мечта, признался он Анне, терпеливо ждавшей его в Берлине невесте. Микроскоп так и не был извлечен из ящика. Вместо этого Геккель не отходил от мольберта. Он писал Анне, что не желает быть «микроскопным червем»{1963}: как можно это допустить, когда природа во всей своей красе зовет его выйти из дому!{1964} Противиться этому зову может только «окостеневший кабинетный ученый»{1965}. Прочтя в детстве «Картины природы», он не переставал мечтать о такой «полудикой жизни на природе»{1966}. Здесь, на Капри, он наконец узрел «все чудо макрокосмоса», как писал он Анне{1967}. Теперь он не нуждался ни в чем, кроме своей «верной кисти», желая посвятить жизнь поэтическому миру света и красок{1968}. Кризис, начавшийся со смерти Гумбольдта, привел к полному перерождению.
Родители получали от него такие же письма, хоть и без лишнего подчеркивания диких сторон его новой жизни. Вместо этого Геккель рассказывал им о своей будущности живописца, напоминал о словах Гумбольдта о связи науки и искусства. Собственный талант художника – признаваемый, как уверял Эрнст родителей, другими художниками на Капри, – и ботанические познания не позволяли ему усомниться, что именно ему предназначено подобрать оброненную Гумбольдтом перчатку. В конце концов, пейзажная живопись была одним из «главных интересов Гумбольдта»{1969}. Геккель заявлял о своем желании стать художником, который «побывал бы со своей кистью во всех природных зонах, от Северного Ледовитого океана до экватора».
Читая в Берлине письма сына, Геккель-старший исполнился тревоги и отправил ему суровый ответ. Годами он терпел меняющиеся планы сына. Теперь он напоминал ему, что небогат и не может допустить, чтобы он «годами скитался по свету»{1970}. Почему сын все доводит до крайности – работу, плавание, хождение в горы, а также мечты, надежды и сомнения? «Пора тебе взяться за настоящую работу», – заключал Геккель-старший, не оставляя никаких сомнений в том, каково будет будущее сына.
И снова любовь к Анне заставила Геккеля понять, что его мечта так и останется мечтой. Чтобы жениться, ему придется стать «ручным» профессором, а не скитаться с кистью по свету{1971}. В середине сентября, через четыре с небольшим месяца после смерти Гумбольдта, Геккель собрал вещи и приборы и отправился на Сицилию, в Мессину, чтобы сосредоточиться на научной работе. Но оказалось, что проведенные на Капри недели полностью его изменили. Когда сицилийские рыбаки принесли ему ведра с морской водой, кишащей крохотными организмами, он увидел их глазами зоолога и художника. Он рассматривал в микроскоп капли воды, и его взору открывались новые чудеса. Крохотные морские беспозвоночные походили, по его мнению, на «тончайшие произведения искусства»
