Открытие, которого не было - [47]

– Разберемся. – в доброй милицейской традиции отрубил майор.

– А вы, Аркадий Михайлович, можете быть свободны. – неожиданно обратился штатский человек к Стеклову. – Эти субъекты больше не посмеют вас удерживать и, тем более, вам угрожать!

– Да, собственно, ни кто ни кого и не удерживал… – попытался возразить Аркадий, но Алексей Геннадьевич его напористо перебил:

– А то смотри-ка, хозяевами тут себя почувствовали!… На кого руку подняли, а? Пойдемте, Аркадий Михайлович, обратился он к Стеклову, крепко взял его под руку и стал настойчиво подталкивать к выходу.

Аркадий посмотрел на Вадима Вадимыча. Тот находился в некоторой растерянности, хотя старался этого и не показывать. Подполковник изобразил мимикой: «сам не понимаю, что происходит!»

Когда они вышли в большой зал, оркестр прекратил тягучие импровизации и энергично грянул: «Ехал я из Берлина по дороге степной, на попутных машинах ехал с фронта домой!…»

Аркадий огляделся. Бойцов Вадима Вадимовича нигде видно не было. Но у входа виднелись серые милицейские мундиры. И за их спинами вроде бы торчала широкоплечая фигура неуемного Киры.

– Не могли бы вы, уважаемый Аркадий Михайлович, уделить нам немного времени. С вами хочет встретиться Лев Иванович Бокалов, наверняка вам известный… – не отпускал локоть подполковника спутник со шрамом над бровью.

Аркадий остановился, снял пальцы сопровождающего со своей руки, строго посмотрел на него сверху вниз и вежливо сказал:

– Мог бы.

– Ну и отлично! – обрадовался тот. – Прошу, наверх!

На втором этаже бывшего пароходства помещался отдельный кабинет с выходом на крышу, где располагалась открытая терраса ресторана или, как любили говорить завсегдатаи, верхняя палуба. Этот кабинет носил французское название «Парадиз» и заказывался совсем уж в особых случаях. Стоимость двухчасового пребывания в «Парадизе» равнялась по меньшей мере половине месячного денежного содержания офицера со званием и должностью подполковника Стеклова.

Они прошли по залу, где во всю кипело ночное веселье. Непринужденно изображал участие в нем и замеченный Аркадием у бара Коля Саяпин. Сони нигде видно не было.

На второй этаж вела деревянная лестница с широкими перилами, за сотню лет отполированными ладонями посетителей ресторана до стеклянной гладкости. Перила лежали на вазообразных стойках, полных, как женские тела начала двадцатого века.

Когда Аркадий наступил на первую, скрипнувшую под его ботинком ступеньку, маленький оркестр, повинуясь взмаху смычка Семы Гликмана, сменил тему и залихватски грянул старую морскую песню: «Прощайте любимые горы! На подвиг Отчизна зовет. Мы вышли в открытое море, в далекий, опасный поход!»

Аркадий остановился на лестнице и окинул глазами зал.

Мелодия ударила так энергично, что дама лет около сорока в девичьей миниюбке, пытавшаяся взобраться на стол, видимо, для лучшего обзора, сорвалась ногой со столешницы. Мелькнув в воздухе высокими каблуками, она опустилась пышным, словно пшеничный каравай, задом на колени к задремавшему лысоватому гостю.

Внезапно получив на свои колени такой солидный подарок, посетитель ресторана, вздрогнул, словно его ударило электрическим током, проснулся и, увидев прямо перед собой раскрасневшееся женское лицо, почему-то громко сказал: «Николаева нет! Он будет только в понедельник!» После этого глаза его закатились, он обмяк и уткнулся лицом в грудь, сидящей у него на коленях дамы.

За спиной музыкантов Судьбы не было. Аркадий поискал ее глазами. Цыганка стояла у раскрытого окна и смотрела в ночь.

Аркадий не мог видеть выражение ее лица. Она стояла к залу спиной. Но спина и торчащие в стороны короткие концы, затянутого на голове платка тоже имели выражение. Это было выражение беспокойства. Может быть, даже тревоги. Или даже так – Тревоги, с большой буквы.

Сопровождающий заслонил своей спиной цыганку и сделал жест рукой, приглашая подниматься наверх.

В обитом зеленом шелком «Парадизе» их ожидал начальник службы безопасности крупной отечественной нефтяной компаний «Сибпромнефть» Лев Иванович Бокалов.

При создании лица Льва Ивановича природа использовала в основном прямые, пересекающиеся под различными углами линии. Это делало его сильным и мужественным. Короткий ежик волос стоял торчком и серебрился на его большой круглой голове, словно металлические опилки, притянутые к поверхности гигантского намагниченного подшипника.

Годы, проведенные на руководящей работе, прошлись по угловатому лицу Льва Ивановича бархатной наждачкой и добавили к природной мужественности определенной интеллигентности и даже аристократизма.

Когда-то Бокалов служил в тех же сферах, что и Аркадий. В органы он пришел с руководящей работы в аппарате правительства примерно в те же годы, что и непосредственный начальник Аркадия Олег Петрович Кондрашов. Но давно смог подняться до генеральского звания.

– Рад тебя видеть, полковник! – поднялся навстречу Аркадию с обитого кудрявым плюшем дивана Лев Иванович. – Давно хотел с вами встретиться. – он протянул большую, твердую на вид, но оказавшуюся совсем мягкой при пожатии, ладонь.

– Простите, товарищ генерал, я – подполковник. – поправил его Стеклов.