Открытие Индии - [269]
Что бы там ни случилось, для мира будет хорошо, если Индия сможет дать почувствовать свое влияние. Ибо это влияние всегда будет в интересах мира и сотрудничества и против агрессии.
РЕАЛИЗМ И ГЕОПОЛИТИКА. ЗАВОЕВАНИЕ МИРА ИЛИ ВСЕМИРНОЕ СООБЩЕСТВО. США И СССР
Война в Европе вступила в свою конечную стадию, и мощь нацистов рушится под натиском армий, наступающих с востока и запада. Париж, этот прекрасный, восхитительный город, столь тесно связанный с борьбой за свободу, снова свободен. Возникают проблемы мира, более трудные, нежели проблемы войны. Они смущают умы людей, а за ними лежит тревожная тень великого провала, свидетелем которого были годы, последовавшие за первой мировой войной. «Никогда больше»,— говорят нам сейчас. Но так говорили и в 1918 году!
Пятнадцать лет назад, в 1929 году, Уинстон Черчилль заявил: «Из этой эпопеи мы можем извлечь опыт и знания, необходимые нам на будущее. Несоразмерность раздоров между государствами и страданий, которые несет борьба, вызываемая этими раздорами; жалкая, скудная награда за колоссальные усилия на поле брани; мимолетный военный триумф; долгое медленное восстановление; страшный риск, на который шли с такой отвагой; гибель, от которой мы были буквально на волоске и которой удалось избежать по прихоти судьбы, по воле случая,— все это должно сделать предотвращение новой большой войны главным предметом забот человечества».
Кому-кому, а уж Черчиллю это должно быть хорошо известно, ибо он играл ведущую роль в войне и мире, с исключительным мужеством возглавлял свою страну в годину горя и опасности, а в дни победы вынашивал честолюбивые замыслы в ее интересах. После первой мировой войны английские армии оккупировали всю Западную Азию от границ Индии, включая Иран, Ирак, Палестину и Сирию, и до Константинополя. В ту пору Черчиллю грезилась новая средневосточная империя Англии, но судьба решила иначе. Какие мечты лелеет он сейчас на будущее? «Война — странный алхимик,— писал один мужественный и выдающийся мой коллега, находящийся сейчас в тюрьме.—В ее тайных камерах вызревают и кристаллизуются такие силы, которые сорвут планы как победителей, так и побежденных. Никакая мирная конференция в конце прошлой войны не выносила решения, что четыре могущественные империи Европы и Азии — русская, германская, австрийская и оттоманская — должны рассыпаться в прах. Точно так же русская, германская и турецкая революции не были декретированы Ллойд Джорджем, Клемансо или Вильсоном».
Что скажут руководители победоносных государств, когда они соберутся после того, как их усилия в войне увенчаются успехОхМ? Каким рисуется им будущее и насколько они согласны или не согласны друге другом? Каких еще реакций можно ожидать, когда страсти войны улягутся и люди попытаются вернуться к полузабытому мирному образу жизни? Что можно сказать о подпольных движениях сопротивления в Европе и о высвобожденных ими новых силах? Что скажут и сделают миллионы закаленных войной солдат, которые вернутся домой, обогащенные умом и опытом? Насколько сумеют они приноровиться к жизни, которая не переставала изменяться в их отсутствие? Что будет с опустошенной и измученной Европой и что произойдет с Азией и Африкой? Как, говоря словами Уэнделла Уилки, насчет «неодолимого порыва сотен миллионов жителей Азии к свободе»? Что можно сказать обо всем этом и о многом другом? А главное,— о странных и столь частых проделках судьбы, опрокидывающей тщательно разработанные планы наших лидеров?
По мере того как шла война и уменьшалась опасность возможной победы фашистских держав, руководители Объединенных наций постепенно становились все более неуступчивыми и консервативными. «Четыре свободы» и Атлантическая хартия, при всей их туманности и ограниченности распространения, отступили на задний план, и будущее все больше мыслилось как сохранение прошлого. Борьба приняла чисто военную форму — физическая сила против силы, она перестала быть наступлением на мировоззрение нацистов и фашистов. Генерал Франко и мелкие действительные или потенциальные авторитарные правители в Европе получили поощрение. Черчилль по-прежнему прославляет идею империи. Бернард Шоу заявил недавно, что «в мире нет державы, которая была бы более проникнута идеей своего господства, нежели Британская империя. Даже слово «империя» застревает у Черчилля в горле всякий раз, когда он пытается произнести его»>124.
В Англии, Америке и других странах немало людей, которые хотят, чтобы будущее не походило на прошлое, и опасаются,
СТРУКТУРА ИНДИЙСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
что в противном случае за нынешней войной последуют новые войны и катастрофы более грандиозного масштаба. Но эти соображения, видимо, мало влияют на тех, в чьих руках находится могущество и власть, или же они сами находятся во власти сил, не поддающихся их контролю. В Англии, Америке и России мы возвращаемся к старой политике великих держав в гигантском масштабе. Это считается реализмом и реальной политикой. Американский авторитет в вопросах геополитики профессор Н. Дж. Спикмен писал в вышедшей недавно книге: «Государственного деятеля, руководящего внешней политикой, идеалы справедливости, честности и терпимости могут занимать лишь постольку, поскольку они способствуют или не препятствуют достижению цели, каковой является сила- Они могут быть использованы как средство в качестве морального оправдания стремления к силе, но должны быть отвергнуты в тот момент, когда применение их влечет за собой слабость. Силы добиваются не ради достижения моральных ценностей; напротив, моральные ценности используются для того, чтобы облегчить достижение силы» \
