Открытие Франции - [157]

Но много ли было известно о других краях-«пеи», находившихся на той же долготе? Через сто лет после того, как экспедиция Кассини поставила на горе Бюгарак первый триангуляционный знак, на том участке меридиана, который сейчас занимает стеклянная пирамида во дворе Лувра, чуть ниже уровня площади, стоял мрачный квартал разрушающихся от времени трущоб, которые были построены еще в Средние века. Тот, кто протиснулся бы между досками забора, ограждавшего этот квартал, обнаружил бы внутри разрушенную церковь, несколько заросших садов и заколоченных дверей, арку, оставшуюся от исчезнувшего здания, и пустырь, усыпанный каменными блоками, которые как будто ждали, что их используют для постройки нового Лувра. Среди всех этих развалин и обломков могли появиться кое-какие личности – самовольные поселенцы и нищие, представители маленькой колонии артистов и поэтов или пробиравшиеся по кварталу украдкой посетители гомосексуального борделя. Мало было парижан, которые знали хоть что-нибудь об этом месте, которое называлось «квартал Дуайенне». Бальзак в 1846 году написал: «Наши потомки откажутся поверить, что такое варварство существовало в самом сердце Парижа, перед дворцом, где три династии принимали цвет французского и европейского общества».

«Когда чья-нибудь карета едет вдоль этих мертвых останков городского квартала, глаза седока стараются пронзить взглядом темноту аллеи Дуайенне. Его душа холодеет, а ум начинает строить догадки о том, кто может там жить и что происходит по ночам, когда эта аллея становится гибельным местом и укрытые тьмой пороки Парижа дают себе полную волю».

Через тридцать лет, когда Лувр уже был отстроен заново, а трущобы Дуайенне похоронены под асфальтом, тот, кто решил бы прогуляться вдоль меридиана в северном направлении, прошел бы мимо Комеди Франсез и Национальной библиотеки, через новый бульвар Османа к ветряным мельницам Монмартра, а потом вышел за крепостные стены и таможенные заграждения на грязные, продуваемые ветром окраины, к фабрикам и лачугам, туда, где городские улицы уже закончились, а деревенские дороги еще не начались. Это была так называемая «Зона», где, как полагали парижане, затаились преступники, которые замышляли свергнуть правительство. Пригороды стали местом скопления всех отбросов, в том числе отбросов общества, задолго до появления «бидонвилей» современной Франции.

Большинство крупных городов имели низший класс и окраинный пояс трущоб, но лишь в немногих из них жители так остро, как в Париже, ощущали присутствие «опасных классов» на горизонте своего города и были настолько против того, чтобы принять эти классы внутрь его границ. Париж, культурное и коммерческое ядро французской нации, был полон памятников в честь сражений, династий и режимов. Но некоторые события были увековечены с ослепительной яркостью, а многие другие стерты из памяти. Даже сейчас ученый, исследуя французскую историю, может с удивлением обнаружить в ней неизвестные катастрофы, скрытые от глаз, как Вердонский каньон, среди пейзажа, который считался подробно нанесенным на карту. Очень мало людей слышали про облаву на цыган в 1803 году, когда тысячи из них были оторваны от своих детей и отправлены в трудовые лагеря. Еще меньше людей слышали о преследовании каго.

Некоторые участки французской истории были освещены лишь для того, чтобы их снова похоронили в темноте. В маленьком пиренейском городке Арро сейчас есть маленький Музей каго, но ни один из посетителей этого музея не догадается, что когда-то на юго-западе Франции процветала жестокая дискриминация. Его экспозиция воскрешает старинный предрассудок для того, чтобы отождествить низкорослых, по мнению ее создателей, каго с «маленьким народом», который жил в горах и который угнетали «большие люди» (дворяне и духовенство). С этой точки зрения каго были не преследуемой кастой, а симпатичными и хитрыми, похожими на хоббитов жителями живописных Пиренеев.

Франция часто открывала свое прошлое, как путешественник, который идет по отдаленной и опасной местности без карты, наугад. После зверского истребления парижских коммунаров правительственными войсками в 1871 году прошли десятилетия, прежде чем оно было признано как исторический факт. Еще больше времени понадобилось государству, чтобы признать, что режим Виши уничтожал евреев с еще большим воодушевлением, чем требовали от него нацисты. Памятники героям Сопротивления, которых убили «немцы», – обычное зрелище во всех частях Франции, но в Виши ничто не напоминает посетителю о геноциде евреев.

То и дело какая-нибудь давняя тайна выплывает на свет, словно преступник, который выходит из тюрьмы через много лет после того, как перестал существовать режим, посадивший его за решетку. Ночью 17 октября 1961 года тысячи французских алжирцев, мирно протестовавших против навязанного им комендантского часа, были окружены парижской полицией. Хотя записи, в которых было сказано об этом, исчезли и официальные данные о количестве жертв до сих пор не совпадают с подсчетами ученых, мы можем быть уверены, что многих алжирцев пытали, калечили и засовывали в мусорные ящики и что примерно двести человек из их числа были избиты полицейскими, а затем брошены в Сену и утонули в ней; это произошло в туристическом центре Парижа. В 2001 году, несмотря на яростное сопротивление правых партий и парижской полиции, в память этих алжирцев на углу моста Сен-Мишель была установлена на уровне колен незаметная для глаз