Открытие Франции - [117]
Большие территории средиземноморской Франции преобразились при жизни одного поколения. Поля артишоков и клубники на равнине возле Карпантра выживают под жарким солнцем потому, что в середине XIX века была увеличена длина каналов Крапон и Пьерлат, и потому, что в тех местах есть много дешевых иммигрантских рабочих рук. Теперь нужно долго ехать под жарким солнцем на юг, чтобы увидеть область Кро в ее первоначальном облике – каменистую пустынную равнину. Правда, почти всюду в этой области достаточно поскрести ботинком землю, чтобы под ней стала видна прежняя степь – «невозделанная и сухая равнина Кро, каменистая и безграничная» (Фредерик Мистраль). На равнине Русильон, где люди обновили средневековые оросительные каналы и пробурили артезианские колодцы, кажется: уйди отсюда люди – и земля за несколько дней снова высохнет от жажды. У подножия перевала Пейра Дрейта, где холмы Корбьера спускаются к Средиземному морю, облака пыли мчатся по равнине, заслоняя вид на Перпиньян и снежную шапку горы Канигу. На самой равнине, под грохот реактивных самолетов и шахтерских вагонеток, среди развалин бараков военной зоны Ривесалт еще можно разглядеть каталонскую Долину Смерти, куда французские власти в 1941 году интернировали 20 тысяч испанских республиканцев, цыган, евреев и их детей. Эти люди провели последние месяцы своей жизни, помогая удобрять пустыню.
Самым крупным намеренным изменением французской природы было создание на юго-западе страны новой географической зоны. Меньше чем двести лет назад большая часть Ландов представляла собой вересковую пустошь площадью 2 миллиона акров, длиной в пять дней пути и шириной в три дня. Там не росло почти ничего, кроме утесника, ракитника, вереска, молинии, солнцецвета и лишайника. При ясной сухой погоде днем можно было разглядеть на горизонте белую линию Пиренеев, до которых было 100 миль. Зимой отражения облаков скользили по поверхности больших стоячих водоемов, которые наполнялись дождевой водой. Водонепроницаемый слой известняка под почвой делал Ланды похожими на цветочный горшок без отверстия внизу, и этот «горшок» был немного наклонен к огромному барьеру из дюн на атлантическом побережье. Нужно было около десяти овец, пасущихся на 30 акрах Ландской равнины, чтобы удобрить всего один акр черной маслянистой почвы. Имея сто овец, семья из десяти человек могла жить как отверженные или изгнанники в низких деревянных домах.
Сейчас не осталось ни одного клочка тех изначальных Ландов. Сохраненная в прекрасном состоянии деревня Маркез, которая стоит в конце маленькой железнодорожной ветки возле города Сабр, точно воспроизводит первоначальное поселение, только наоборот: когда-то она была оазисом из деревьев посреди безграничной поросшей вереском равнины, теперь она стоит на поляне в самом большом искусственном лесу Европы. В 1857 году появился закон об «очистке и возделывании Гасконских Ландов», ускоривший осушение земель и посадку на них деревьев. И то и другое делалось там еще с доисторических времен, но бессистемно. Наполеон III был воинствующим сторонником этого закона: он сам купил 20 тысяч акров земли в Ландах и создал на этой земле экспериментальную ферму, которую назвал Сольферино – в честь своей победы над австрийцами. 162 коммуны в департаментах Ланды и Жиронда были вынуждены засадить свои общинные земли соснами, а если это не удавалось, продать застройщикам. Тысячи акров земли были проданы с аукциона. Сейчас в руках частных владельцев находится лишь 7 процентов Ландов. За то время, за которое семя становится ростком, земледельческо-пастушескому образу жизни был нанесен смертельный удар. В лесу возникли чугунолитейные и нефтеперегонные заводы и бумажные фабрики. Древнее умение добывать смолу из сосен с помощью маленького топорика, который назывался hapchot, и глиняной чашки превратилось в прибыльную отрасль хозяйства. Канифоль, деготь и скипидар потекли из леса и вернулись назад в виде денег, которые уничтожили сложную иерархию фермеров, арендаторов и батраков.
В 1889 году путешественник приехал в Биарриц на поезде из Бордо, и какой-то старик спросил его, действительно ли Ланды изменились за сорок лет – с тех пор, как старик видел их в последний раз.
