Открытие Америки, или Перенос Коровушкина - [17]

Само собой разумеется, строжайший запрет касался и машин времени, столь не похожих друг на друга. Устроены они, очевидно, были по-разному, к тому же Николай Леонидович подозревал, что и в самом принципе их действия были определенные различия. К некоторым, вполне возможно, сравнение подвижным пузырьком пространства-времени никак не подошло бы…

Но Соглашение есть Соглашение, и все его свято соблюдали. Хотя невзначай, конечно, иной раз проговаривались, но так, по мелочам, чтобы немедленно спохватиться.

Именно поэтому, например, француз Пьер Дюма осекся, когда, заведя разговор о некоем научном центре под названием Лапидовиль, вдруг осознал, что Николай Леонидович ничего о нем знать не может и не должен, раз прибыл из того времени, когда Лапидовиля еще не существует в природе.

Точно так же американец Хью не договорил, какими именно работами Николая Леонидовича Коровушкина, великого ученого XXI века, он восхищается в своем XXII веке. Потому что вовремя сообразил: вдруг Николай Леонидович прибыл сюда, на корабль, из того года, когда до этих работ ему еще очень-очень далеко.

Узнав же невзначай от Хью о своих грядущих открытиях, Коровушкин мог бы сделать их гораздо раньше, чем это должно было случиться при естественном развитии событий. Значит, опять-таки были вполне возможны непредсказуемые повороты истории, нежелательные события, испытать которые пришлось бы всем, кто живет в более поздние времена, когда они наконец в них вернутся.

А вернуться домой надеялись, конечно, все, потому-то и приняли Соглашение. Николай Леонидович тоже все понял и, борясь с естественным желанием, не пробовал выведать, какие именно его собственные научные заслуги войдут в историю науки.

Кстати, решено было также раз и навсегда прекратить всякие разговоры о возможных причинах всего происходящего. Разговоры не вызывали ничего, кроме досады, раздражения и нестерпимого для настоящего ученого ощущения, что его мысль бьется о какую-то невидимую преграду, преодолеть которую выше его сил. Возможно, более-менее реальные предположения обо всем можно будет строить только тогда, когда это необыкновенное путешествие хоть чем-нибудь закончится…

5

К концу второго дня пребывания Коровушкина на иррациональной плавучей плоскости, двигавшейся в океане без руля и ветрил, неведомая могучая сила перенесла на нее с каравеллы Колумба еще одну машину времени. На этот раз она была похожа на небольшие напольные весы, на которых и стоял ее экипаж, состоявший из одного человека.

Проявившись из пустоты, очередной путешественник по времени оглядел все, что было вокруг него, квадратными глазами и разразился длиннейшей тирадой на неизвестном никому, даже лингвистическому синхронизатору, языке. Потом соскочил со своих весов, на мгновение застыл на месте, бочком, осторожно обошел всех, кто в этот момент оказался рядом, но сейчас же снова разразился восклицаниями и мигом унесся куда-то в переднюю часть иррациональной плавучей плоскости.

Появившийся после этого ярко-красный диск деловито облетел оставшуюся без присмотра машину времени, издал мелодичный звон и быстро-быстро полетел вслед за ее хозяином, намереваясь, очевидно, зарегистрировать и его. Это, безусловно, должно было добавить ему новых ярких впечатлений.

Новоприбывшего, посовещавшись, решили пока предоставить самому себе - неизвестно было, как на столь эмоционального человека, только что испытавшего колоссальные психологические перегрузки, подействуют попытки немедленно вступить с ним в общение. Рано или поздно он все равно должен был потянуться к себе подобным, а деваться отсюда было некуда. Однако новоприбывший все не спешил тянуться.

- Стоит на месте, уставился на «Санта-Марию» и, похоже, все говорит сам с собой без умолку, - сообщил осторожно выглянувший из-за французского шара, чтобы посмотреть, что делает новичок, Майкл Морган. - Потому что жестикулирует без остановки. Сдается мне, в этом человеке течет южная кровь!

Три китайца, кстати, тоже весь этот день держались особняком. Судя по всему, они уже поняли то, что можно было понять, и смирились с тем, что понять было нельзя, но обсуждать ситуацию предпочитали между собой, хотя от общения не отказывались, изъясняясь на ужасающем английском языке. Когда их спрашивали о чем-нибудь, они отвечали, иногда сами задавали вопросы, а выслушав ответ, принимались между собой обмениваться мнениями на китайском.

Но почти все время китайские ученые проводили, сидя в нижней части своей машины времени и созерцая плывущие неподалеку испанские каравеллы. Иногда извлекали откуда-то коробочки с какой-то едой и начинали ловко орудовать палочками.

Сам Николай Леонидович вместе с Василием из-за переживаний и необыкновенных впечатлений вот уже второй день к еде вообще не притрагивался; лишь иногда ученый и его ассистент делали по глотку «Новотерской». Но к вечеру второго дня пребывания на плоскости природа взяла свое: проголодавшись, Николай Леонидович открыл холодильник.

Как и где питаются остальные путешественники по времени, если не считать китайцев, подметить он не успел. Теперь же, разглядывая полки, забитые продуктами, Николай Леонидович вдруг понял, что это было бы ему любопытно: к кулинарии во всех ее проявлениях он всегда был неравнодушен. Поймав себя на такой мысли, Николай Леонидович признал: она лишний раз свидетельствует, что к необыкновенным условиям, в которых оказался, он уже в значительной мере адаптировался. О том же говорит пробудившийся аппетит, отсутствием которого ученый обычно не страдал.