Откровенные диалоги о штрафниках Великой Отечественной - [17]

Ведущий: Александр Васильевич, итак, под Вашим началом, как командира взвода, а потом, как командира роты, оказались проштрафившиеся офицеры. А что это были за провинности? Понятно, что сталинский офицер и уголовщина — это были вещи малосовместимые. Но, все-таки, в ту пору за целый ряд провинностей наказывали очень строго. Расскажите на примере двух-трех случаев, как попадали эти офицеры в штрафбат, в чем они провинились?

А.В. Пыльцын: Надо сказать, что в военное время законы очень строги. И если в мирное время офицер мог получить гауптвахту на несколько суток, выговор, замечание, то в военное время все каралось строго. Поэтому попадали в штрафбат многие: одни по приговору, другие по приказу командира, потому что командирам дивизии и выше было предоставлено такое право направлять в штрафбат офицера без суда (рядовых и сержантов — правами командира полка и выше) за трусость, предательство, за какие-то другие нарушения воинской дисциплины во время войны. А были и совершившие какое-либо преступление. Например, один офицер, будучи раненым, оказался в госпитале и обнаружил, что находится недалеко от своего места жительства. Он написал письмо жене: «Я в госпитале, тяжело ранен, ты, пожалуйста, хоть на денёк приезжай меня навестить». И вдруг получает от нее ответ: «Я не могу, у меня здесь такие обстоятельства складываются, что не могу приехать». Мужик заподозрил что-то неладное, сбежал из госпиталя через какое-то время, приехал домой неожиданно и застал жену со своим «обстоятельством» и обоих убил. За убийство ему присудили срок десять лет, а десять лет заменялись по приговору тремя месяцами штрафного батальона. Если до восьми лет, то, соответственно, два месяца давали, пять лет и меньше — один месяц «штрафа». Вот за это время в штрафном батальоне он должен проявить себя так, чтобы искупить свою вину перед Родиной и получить вновь свое офицерское звание. Второй пример: был такой офицер с Северного Флота, начальник мастерской по ремонту корабельных радиостанций, хорошо знал немецкий язык, за что и попал. Оказывается, когда отремонтировали радиостанцию, проверяя частотные диапазоны, наткнулся на речь Геббельса на немецком языке и говорит остальным: «Ой, ребята, Геббельс треплется!» — те спросили: «А что он там треплет?» Он начал переводить, потому что хорошо понимал немецкий. А назавтра за то, что он «способствовал» вражеской пропаганде, получил свои 2 месяца штрафного батальона.

Ведущий: Да, это, конечно, преступление, уже с идеологической окраской. Хотя я не думаю, что ни в сорок первом, ни в сорок втором году доктор Йозеф Геббельс не смог своими речами воздействовать негативно на сознание советских людей.

А.В. Пыльцын: Это было, скорее, уже в сорок третьем, сорок четвертом году, а тогда тем более не мог.

Ведущий: Да, тогда доктор Йозеф Геббельс мог призывать только к тотальной войне. И немцы в здании дворца спорта кричали: «Да! Хотим тотальной войны!» И эта пропагандистская акция была ориентирована, в первую очередь, на немцев, во вторую очередь — на англичан, потому что Геббельс периодически возглашал: «Англичане утверждают…» И народ в этом спортивном комплексе должен был опровергать измышления англичан и своим ревом, неистовством подтверждать верность Адольфу Гитлеру. Но давайте возьмем еще какой-нибудь пример, связанный с теми нарушениями, которые допустили Ваши подчиненные.

А.В. Пыльцын: Я говорил о приговорах. Нередкими были случаи, когда командир дивизии, командир корпуса, тем более — командующий Армией, могли собственным решением направить в штрафной батальон офицеров без суда Военного Трибунала. Ко мне в роту однажды прибыл бывший майор Родин. Он до этого был в должности командира разведроты дивизии. Вы знаете, что разведрота — это самый отборный народ, смелые, храбрые. Он уже имел перед этим орден Боевого Красного Знамени — самый высокий боевой орден, и другие награды. И вот его направили в штрафбат за трусость. Как майор, командир разведроты с боевыми орденами за добычу «языков», мог проявить трусость? Видимо, какое-то было непослушание, кого-то он нехорошим словом обругал, а какой-то ретивый начальник возмутился: «Ах, ты не слушаешься? Тогда тебя за это в штрафбат». Жаль, очень жаль, я хорошо его помню, он погиб в Польше. Очень многие заканчивали свою штрафную деятельность с орденами, медалями. Многие искупали свою вину не кровью, а подвигом. Например, когда мы по приказу командарма Горбатова брали Рогачев в Белоруссии, командиром нашего батальона был подполковник Осипов, не как в 11-серийном фильме Володарского-Досталя, командир — сам штрафник. Это сегодня кое-кто рассуждает, что штрафники собой командовали сами, даже командиры рот у них назначались из «воров в законе».

В феврале 1944 года батальон наш получил задачу прорваться через линию фронта и действовать в тылу врага с тем, чтобы нарушить коммуникации, управление войсками противника, чтобы наши войска с фронта могли пойти в наступление и овладеть Рогачевом, что и случилось. Мы трое суток воевали в тылу врага, хорошо воевали, прямо скажем. Когда генерал Горбатов перед батальоном при постановке боевой задачи выступал, он сказал: «Если будете хорошо воевать, независимо от того, будете вы ранены или нет, мы вас всех освободим». И действительно, когда мы вышли из боя, выполнив отлично боевую задачу, командарм Горбатов по приказам, утвержденным командующим фронтом Рокоссовским, 600 человек офицеров восстановил во всех правах, без ранений и без того, чтобы они воевали один, два или три месяца. Всего