Откровения секретного агента - [59]

— Меня зовут Урхо, — представился я. — Из Финляндии.

— Боб! — ответил он с улыбкой. — Приятно встретить бледнолицего в этом горячем уголке. Я из Штатов. Журналист. А на какой ниве трудишься ты, Урхо? — перешел он сразу на «ты».

— Инвестиционный банк, но я здесь ненадолго. Мои дела в Австрии.

— Чудесная страна! Самобытность, история, столетние традиции и неумирающая культура. Австрийцы получают наслаждение от того, что блюдут традиции, это у них в крови, — оживился американец.

— Ты там был?

— Да, я работал пару лет. А сейчас я обеспечиваю Пентагон. — Боб оказался словоохотливым. Видно, два-три дня ни с кем не говорил, кроме официоза, и ему хотелось поболтать, подчеркнуть свою значимость в мире журналистики. Это я уловил сразу же по его интонации, когда он сказал, что работает на Пентагон. Как старый боевой конь при звуке военного марша переступает с ноги на ногу и прядет ушами, я при слове «Пентагон» тоже задвигал ушами и переступил с ноги на ногу. Что-то интересное в этом парне могло таиться для нас. Он должен быть начинен именами, должностями, характеристиками высших американских военных бонз, а может быть, чем-нибудь и почище.

— Австрия для журналиста — это курорт, это удовольствия, наслаждения и комфорт. Плохо только одно: нужна информация, притом взрывная, стреляющая, а в Австрии надо бегать высунув язык, чтобы добыть что-либо более-менее стоящее.

— А где кладезь стреляющей информации? — поинтересовался я искренне. — В какой стране?

— Россия, да и весь этот лагерь за «железным занавесом». Диссиденты, самиздат, протесты, аресты, психушки, тюрьмы, лагеря. И люди — ты думаешь, это все уголовники, как там Кремль утверждает, тупые, ограниченные? В том-то и секрет, что не так!

Как правило, это образованные люди, интеллектуалы, ученые, профессора. А значит, не заблуждающиеся, а убежденные борцы за демократию. Эта тема у нас, на Западе, всегда представляла интерес, ее можно было легко продать в любое издание. У нас они борцы, а дома преступники! Парадокс!

Очевидно, у тех, кто борется, и тех, кто подавляет, разное представление о патриотизме. Если ты хвалишь что-либо на Западе — ты не патриот, ты космополит. Я как-то читал, что в России уже было такое течение лет сто назад, когда русские патриоты боролись против французского засилья в стране, особенно в языке. Считалось, например, патриотичным называть калоши «мокроступами» и так далее. Я всего не помню, чему нас обучали по истории зарубежной литературы. Давай лучше выпьем! Возблагодарим Бога, что мы живем в странах, где не надо подстраиваться под политиков, идеологов и различных политических идиотов.

Я заказал два «триплз» — тройных виски — два по семьдесят пять граммов. Бармен мгновенно исполнил просьбу и поставил нам тарелочку с миндальными орехами. Я проследил, как американец выпил сразу все и не тянул по глоточку. Потом сказал бармену, чтобы дал нам русской водки. Настало самое подходящее время начинать «глушить» бедного Боба. Бармен налил нам по пятьдесят граммов, но я взял у него бутылку и подлил еще в наши стаканы. Боб перешел уже грань, когда еще можно разумно сопротивляться, и за два приема прикончил водку. То ли его подсознание работало по-американски, что «на шару и уксус сладкий, а на дурницу и горчица», а это как раз и есть характерная особенность иностранцев, отличающая от нас, русских. Иностранцы прекрасно пьют, когда знают, что выпивка дармовая. Это я уже хорошо усвоил за полтора года пребывания на Ближнем Востоке и встречаясь с разной публикой.

Наказав бармену присмотреть за моим другом, я выскочил из бара. В туалете засунул два пальца в рот и освободился от всего, что было лишним в желудке. Потом проглотил таблетку аспирина, попросил у повара ложку оливкового масла, сославшись на больной желудок, и только после всех манипуляций позвонил Визгуну. Его дома не оказалось, и Шеин сразу снял трубку. Я сказал ему, что со мной американский журналист, аккредитованный в Пентагоне. Прибыл сюда с группой военных, которые намерены встретиться с Главкомом Амером. Весь разговор занял не больше минуты, дополнительно я сообщил ему, что Боб живет тут же, в гостинице.

Когда я вернулся, а отсутствовал не более пяти минут, Боб был уже готов. Его развезло — перед русской водкой он не выстоял эти пять минут. Я бросил бармену десять фунтов, подхватил под руку американца и, помогая ему кое-как держаться на ногах, повел к лифту. В номере Боб вырубился окончательно. Я свалил его на кровать, снял с него туфли и сел в кресло. Минут через пятнадцать пришли четверо: смазливая девица, очевидно, проститутка, мужчина, которого я знал в лицо, но не предполагал, что он работает на ГРУ. В руках у него был саквояж, глаза прикрывали темные очки. Третьего вообще видел впервые. Невысокий, чисто выбритый, с подкрашенными губами и подведенными глазами. Я догадался, что он «голубой», но не мог уяснить его роль в нашей шпионской компании. Возглавлял все это Визгун.

Тот, что был в очках, открыл саквояж, вытащил шприц, в который уже была набрана жидкость, и прямо через брюки сделал Бобу укол. Я смотрел, как споро они вдвоем с «голубым» раздели американца и «голубой» быстро сбросил с себя брюки, но тут запротестовала девица: она хотела первой отработать обещанный гонорар. В мгновение ока она оказалась без одежды и полезла в кровать к Бобу, который после укола несколько оживился и вскидывал мутные глаза, оглядывая гостей.