Откровения. Книга 1. Время перемен - [13]

— Его владелец, по крайней мере, никогда не почувствует боль, — вклинился Левиафан. — Убитые нервные окончания и низкий болевой порог — вполне неплохо. Выдержит любые пытки. Человеку отрубят руку, а он даже и не почувствует.

— Если бы она еще и заново отрастала… — с горечью проговорил Блиц. — А так это бессмысленно.

Лежавшие в кейсе остальные пять фигурок дожидались своей участи. Следующим был Левиафан, которому досталась Барракуда под вторым номером. Было видно, что он остался вполне доволен своим жребием.

Затем был протектор с изображением Ламантина на груди, которого все называли Сирена. Его цифра пять обернулась фигуркой Мурены, смахивающей на зубастого угря.

Под единицей скрывался дикий Вепрь, доставшийся протектору Гидре, который явно был озадачен, пытаясь вспомнить о его свойствах.

— Фаулгейт, выбирай из оставшихся, — Крафт обратился к последнему протектору, на груди которого серебрился металлический трутень, небольшая пчелка без жала. — А я заберу ту, что останется.

Фаулгейту пришлось довольствоваться фигуркой Бинтуронга — неуклюжим коротконогим животным, похожим строением тела на помесь кошки с медведем.

А Крафту соответственно оставался последний предмет. Это была коротконогая цапля — птица Бенну. Взяв фигурку, он повертел ее в руках некоторое время.

— Как же египтяне называли ее… Свет Ра? Нет, вроде бы солнце Ра.

— Только ты ошибся на пару тысяч лет, Крафт.

— Тем не менее, я всё же думаю направиться в Египет. Им это понравиться.

— Главное, чтобы ты успел вовремя вернуться со своим игроком обратно, — Левиафан повернулся к Деметрию. — Сколько времени у тебя займет подготовка Арены?

— Месяца два, не больше. К тому же, к этому времени истекает мой запрос на исследование данной червоточины. И нам в любом случае придется вернуться. Я свяжусь с вами, когда всё будет готово.

— Ну что ж, думаю мы здесь закончили, и можем расходится. Ближайшие поселения находятся в провинции Иудея.

— Не сотвори себе кумира, да?. Иудеям запрещено создавать и использовать изображения живых существ, не так ли? Наверное непросто им будет всучить наших милых зверушек.

— Искушению власти никто не устоит.

— Я только прошу вас не вмешиваться ни во что, — еще раз напомнил им всем Деметрий. — И само собой разумеющееся — все предметы должны быть возвращены в Сферу после игры. Надеюсь вы не потеряете их.

— Займись лучше Ареной. И для начала оцепи периметр и установи маскировочные экраны. А то кто знает, кого еще сюда занесет. Чем быстрее сделаете, тем меньше вероятность, что кто-то из людей наткнется на вас в этой пустыне.

Крафт оттянул рукав своей одежды и, коснувшись определенного места чуть повыше локтя, активировал изображения сенсорных экранов. Касаясь этого сенсорного изображения, он задавал какие-то параметры в систему. И вскоре его черный костюм стал менять свой цвет, окрашиваясь в серо-белые тона, и трансформируясь в некое подобие хитона или рубахи, которые были более уместны в этом времени.

После этого он достал небольшие контактные линзы, чтобы скрыть свои разноцветные глаза. Все остальные протекторы проделали тоже самое. И только небольшой жезл ртутного серебрящегося цвета, за их спинами, оставался без изменений.

И восемь странников, называющих себя протекторами, выдвинулись в путь по Иудейской пустыне, под этими лучами обжигающего солнца.

ГЛАВА ВТОРАЯ Ergastulum

«Не железные ворота, не глухие стены, а маленький глазок в двери камеры — вот что больше всего напоминает человеку о неволе».

Абэ Кобо

Кирпичный завод для каторжников, 2 год н. э. (За месяц до Явления в пустыне)

Эфраим направлялся навестить своего отца, больше надеясь застать того еще живым, чем в здравом уме. Каторжные работы любого сломают. А отец не был силен здоровьем, но его дух и вера были крепки и непоколебимы. А вот Эфраиму понадобилось немало времени собраться с собственным духом, и отпустить чувство вины перед отцом, чтобы сделать этот сегодняшний шаг.

Всё завязалось узлом и пошло крахом еще в прошлом году. Болезнь царя Ирода все более и более ухудшалась. Лихорадка была не такой уж и сильной, но на всей коже он испытывал нестерпимый зуд. Иногда у него наступали приступы одышки, приводившие к тому, что он не мог лежать. И всё это ухудшалось тем, что он уже приближался к своему семидесятилетнему рубежу, а семейные несчастия доставляли лишь скорбь.

Это был человек, одинаково жестокий ко всем, необузданный в своём гневе, попиравший справедливость, но при этом пользовавшийся большей удачей, чем кто-либо иной. Ирод был жив благодаря лишь одной ярости, и вопреки всему еще волочил свои ноги и своё существование.

Много ходило слухов об этой тяжелой и неизлечимой болезни царя, находившегося практически при смерти. И некоторые решили, что настало удобное время спасти славу Господню и уничтожить все начинания царя Ирода, противоречившие основным древним законам. В основном это были юноши, представители молодого поколения, недовольные тем что происходило в их родной стране.

Они распускали молву, что болезнь Ирода есть ни что иное, как небесная кара за богохульство и преступления против Предвечного. И действительно, Ирод кое в чем нарушал древний закон предков — воздвиг над главным фронтоном храма очень дорогой жертвенный дар римского императора в форме огромного золотого орла. А закон запрещает внесение в храм статуй, бюстов и иных изображений, носящих имя живого существа. Вот этого орла и предлагали сорвать и уничтожить.