Откровения Екатерины Медичи - [38]

Я не стала слушать его воплей и терпеливо сносила приступы раздражения, потому что он был мой ребенок, мой сын.

Однажды, морозным вечером, когда я сидела с Елизаветой на руках и наблюдала за тем, как Франциск доламывает одну из моих лютен, пришло известие, что король желает меня видеть. Я тотчас пошла в покои свекра. Огонь в большом камине едва теплился, а буфет весь был заставлен тарелками с едой и кубками. Что-то было не так: Франциск никогда прежде не прощал своим слугам расхлябанности.

Затем я учуяла запах.

Король сидел у окна. Черный бархат подчеркивал худобу изможденного лица.

— Генрих Тюдор мертв. — Король поднял на меня глаза, хрустнули печати на документе в его руках, а потом он выронил пергамент на пол. — Скончался три дня назад, сожранный заживо язвой на ноге. Растолстел, как слон, поднимал руку на священников и не моргнув глазом избавлялся от своих жен. Его последней, шестой по счету супруге повезло пережить мужа. — Губы Франциска дрогнули в невеселой усмешке. — Десятилетний сын Генриха был коронован под именем Эдварда Шестого. Англию ждут нелегкие времена: я слыхал, что дяди Эдварда по материнской линии уже грызутся между собой за право регентства.

Я преклонила колени, почтя память усопшего монарха, хотя в глубине души полагала, что мир станет гораздо лучше без Генриха VIII, чьи омерзительные выходки уже десять с лишним лет внушали всем отвращение.

— Генриху было пятьдесят пять, — продолжал Франциск. — Он старше меня на три года. Помню, как мы повстречались впервые много лет назад. Он был высок, золотоволос и богат как Крез; перед его обаянием не смогли бы устоять и дьяволы из преисподней. — Он хохотнул. — Старый змей Карл мудрее нас. Он решительно не желает, подобно нам, догнивать на троне. Говорит, что когда станет чересчур слаб и болен, чтобы править, то уйдет в монастырь, а империю разделит между своим братом Фердинандом и сыном Филиппом. Австрию и германские княжества получит Фердинанд, Испания, Новый Свет и Нидерланды достанутся Филиппу. Все спланировано так, чтобы причинить мне как можно больше неприятностей… А впрочем, он наверняка уже слышал, что я тоже долго не заживусь на свете.

— Не говорите так! — Я порывисто шагнула к нему. — Вам нужно отдохнуть и набраться сил, только и всего.

— Ты никогда прежде мне не лгала, к чему же кривить душой сейчас? — Король предостерегающе вскинул руку. — Я умираю. Я это знаю, и ты знаешь. От тебя такое не укроется.

Я отвела взгляд. Теперь, когда я подошла ближе к нему, запах усилился — чудовищное, невыносимое напоминание о неизбежном. Как смогу я жить в мире, где больше не будет этого человека?

— Дочь моя, — проговорил он мягко, — отчего ты отводишь глаза?

— Потому что… потому что мне нестерпимо слышать такое. — Голос мой сорвался. — Вы не умрете.

— Да нет же, умру, причем довольно скоро. — Франциск поцокал языком. — Ну же, перестань плакать. Мне нужно кое-что тебе сказать.

Я утерла слезы и села с ним рядом.

— Генрих станет королем, — начал он, — а ты королевой. Таков закон жизни: когда солнце заходит, восходит луна. Вот только что за луну я оставлю после себя Франции! Подумать только, что из моих сыновей именно тот, кто меньше всего похож на меня, тот, которого я никогда не понимал, унаследует мою корону! Просто не верится!

— Я уверена, что Генрих любит вас. Вы же его отец. Как может он вас не любить?

— Верная Екатерина, неужели ты всегда будешь защищать его? — Франциск тяжело вздохнул. — Понимаю: это твой долг, твоя обязанность как супруги. Однако мне нет никакой нужды изображать то, чего я на самом деле не чувствую. — Он помолчал. — И все же вполне вероятно, что Генрих станет хорошим королем, если рядом будешь ты. Все минувшие годы я наблюдал за тобой: ты никогда не сдаешься и не признаешь поражения. Ты, Екатерина Медичи, обладаешь душой подлинного правителя, и я стыжусь того, что некогда едва не поддался настояниям своего Совета отослать тебя.

— Ваше величество поступили так, как считали наилучшим, — пробормотала я, думая о том, насколько была близка к такому катастрофическому исходу и что совершила, дабы защититься от него. — Если бы вы решили отослать меня, я приняла бы и это.

— Знаю. И еще знаю, что мой сын не заслуживает твоей привязанности. Надеюсь, когда-нибудь он все же докажет, что достоин ее. — Франциск вперил в меня прямой взгляд. — Не допусти, однако, чтобы эта привязанность затуманила твой разум. Берегись его любовницы, этой Мадам Сенешаль. Если ты дашь ей волю, она отберет у тебя все. Она отведет тебе роль породистой кобылицы, а сама будет править Генрихом и всем двором.

То был первый случай, когда Франциск напрямую заговорил о Диане. В его устах ее прозвище прозвучало как грязное ругательство.

— А еще не спускай глаз с его друзей Гизов. Они непременно захотят посредством Генриха заполучить власть. Гизы метят высоко; я бы не удивился, если бы когда-нибудь они пожелали править всей Францией.

С этими словами король повернулся к письменному столу, взял какой-то свиток и вручил мне:

— Вот, это тебе.

Я развернула свиток… и подняла на Франциска безмерно изумленный взгляд.