Откровение огня - [128]
— Где находится оригинал? — поинтересовался я.
— У меня, — сообщил он, нисколько не смущаясь.
— И давно?
— С тысяча девятьсот восемьдесят второго года.
Получалось, что рукопись оказалась у него сразу же после пропажи.
— Можно узнать, как к вам попало «Откровение»? — спросил я, как мог, нейтрально. Хорошо, что он не мог видеть мое лицо.
— Отчего же нельзя — здесь секретов нет. Кто-то вез его в метро и оставил в вагоне в спортивной сумке. На станции Краснопресненская один добрый человек вынес забытую вещь из вагона и сдал ее дежурной. Та осмотрела сумку и обнаружила в ней только один предмет: книгу со штампом АКИПа. Дежурная сразу позвонила нам. Я сам забрал у нее «Откровение» и оставил у себя, до лучших времен.
— Что значит «до лучших времен»?
— Вы сами знаете, в прежние времена такие книги, как «Откровение огня», были похоронены в наших хранилищах, — счел нужным напомнить мне Парамахин. — Я решил дождаться, пока появится возможность сделать кенергийский манускрипт общим достоянием.
— «Общим достоянием», — с другой интонацией повторил я за ним, как это любил делать он сам. — Похвальное намерение.
— Я его доказал. «Огненная книга» — общедоступна и в смысле приобретения, и в смысле понимания.
— И в смысле профанации, — добавил я.
— Профанация — снобистское понятие, — заявил он. — Для одних — профанация, для других — то, что надо. Кстати сказать, когда «Откровение» оказалось у меня, я собирался запустить в самиздат его рукописные копии. Вы бы и это назвали профанацией?
— Собирались, но не собрались.
— Не нашел надежного переписчика — такого, чтоб в случае чего не заложил.
— Вы показывали «Откровение» Глебову?
— Конечно, нет. Я никому его не показывал.
— Ну, уж Глебову вы могли бы довериться?
— Зачем? И в какое бы положение я его поставил? Лева моего решения не одобрил бы. Он стал бы уговаривать меня вернуть рукопись в АКИП, я бы стал отказываться. Можете себе представить эту мороку? Нет, так с друзьями поступать нельзя.
— Как Глебов воспринял «Огненную книгу»?
— Я думаю, он ее не видел. «Огненная книга» вышла, когда Левы уже не было в Москве.
И до меня донеслось эхо конфликта, разыгравшегося лет семь назад на филфаке Московского университета. В России уже была перестройка, и система советского образования переживала первые волны перетряски. На научной конференции в тогда еще спокойном Белграде один из русских коллег, знавший Глебова, сообщил мне, что Лева в МГУ больше не работает.
— Где сейчас Глебов? — спросил я Парамахина.
— Преподает где-то в Сибири. К сожалению, мы потеряли связь друг с другом. И в МГУ не знают, где он устроился. Он ведь в обиде на свой факультет и пропал, что называется, с концами. Лева — наивный человек. Его замешали в какие-то интриги, потом сократили. Наивным Лева Глебов был всегда. Он не тот тип, кого можно было привлечь к судьбе «Откровения» в прежние глухие времена. О чем я тогда подумывал, так это о контакте с Духовной академией. Люди оттуда обращались ко мне, еще когда вы были в Москве — как раз для того, чтобы я разрешил им снять копию с кенергийской рукописи. Но с церковью я связываться тоже тогда не стал — и рискованно, и душа у меня к церковникам никогда не лежала. К счастью, в России через несколько лет все изменилось. Теперь можно издавать что угодно и как угодно, только бы покупали. Я решил сначала выпустить «Откровение» для массового читателя и на выручку осуществить научное издание. Увы, здесь я допустил промах — не принял в расчет инфляцию. У нас всегда называли рубли капустой, не слышали? Теперь это буквально. — Он выдержал паузу, я тоже. — Может быть, не будем ссориться, а подумаем вместе, где найти недостающие средства? Вам, как первооткрывателю кенергийской рукописи, сам Бог велит принять участие в таком издании. Между прочим, я вам и раньше хотел это предложить, но не решился после той комедии, которую мне пришлось перед вами ломать.
Комедия, надо сказать, была многоактной. Парамахин морочил мне голову не только в Москве, но и позже, когда я справлялся по телефону из Амстердама, есть ли что нового о кенергийской рукописи. Он врал мне несколько лет, что ему так и не пришлось увидеть никакого другого «Откровения огня», кроме известного мне сборника О517 под тем же названием.
Я не стал возмущаться по этому поводу — факт, что кенергийская рукопись нашлась, был важнее чувств, связанных с прошлым. Я мог отреагировать на этот факт по-разному. Как — лучше было решать спокойно, не сейчас.
— Как вы относитесь к моему предложению? — торопил меня Парамахин. — Могут быть разные варианты. Сейчас другое время — возможно все. Вы подумайте.
Время было другое, но история повторялась. Я уже слышал такое: «издадим вместе».
— Официальное приглашение я могу отправить вам хоть завтра, по факсу, — сообщил мне мой собеседник. — Хотите?
— Еще не знаю, — кончил я разговор.
Прошлое высвечено пятнами. Когда мы заглядываем в него, нам становится неуютно из-за дыр, портящих его картину, и мы заполняем пустоты предположениями. История «Откровения огня» — такая же мозаика из фактов и реконструируемых событий, как и все другие. Личность составителя мозаики влияет на изображение очень сильно. Тот, кто обрабатывает исторический материал, не только добавляет к нему что-то от себя, но и соединяет отдельные элементы в соответствии со своими представлениями о жизни.
В графстве Хэмптоншир, Англия, найден труп молодой девушки Элеонор Тоу. За неделю до смерти ее видели в последний раз неподалеку от деревни Уокерли, у озера, возле которого обнаружились странные следы. Они глубоко впечатались в землю и не были похожи на следы какого-либо зверя или человека. Тут же по деревне распространилась легенда о «Девонширском Дьяволе», берущая свое начало из Южного Девона. За расследование убийства берется доктор психологии, член Лондонского королевского общества сэр Валентайн Аттвуд, а также его друг-инспектор Скотленд-Ярда сэр Гален Гилмор.
Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.
Пансион для девушек «Кэтрин Хаус» – место с трагической историей, мрачными тайнами и строгими правилами. Но семнадцатилетняя Сабина знает из рассказов матери, что здесь она будет в безопасности. Сбежав из дома от отчима и сводных сестер, которые превращали ее жизнь в настоящий кошмар, девушка отправляется в «Кэтрин Хаус», чтобы начать все сначала. Сабине почти удается забыть прежнюю жизнь, но вскоре она становится свидетельницей странных и мистических событий. Девушка понимает, что находиться в пансионе опасно, но по какой-то необъяснимой причине обитатели не могут покинуть это место.
«Эта история надолго застрянет в самых темных углах вашей души». Face «Страшно леденит кровь. Непревзойденный дебют». Elle Люси Флай – изгой. Она сбежала из Англии и смогла обрести покой только в далеком и чуждом Токио. Загадочный японский фотограф подарил ей счастье. Но и оно было отнято тупой размалеванной соотечественницей-англичанкой. Мучительная ревность, полное отчаяние, безумие… А потом соперницу находят убитой и расчлененной. Неужели это сделала Люси? Возможно. Она не знает точно. Не знает даже, был ли на самом деле повод для ревности.
Писательница Агата Кристи принимает предложение Секретной разведывательной службы и отправляется на остров Тенерифе, чтобы расследовать обстоятельства гибели специального агента, – есть основания полагать, что он стал жертвой магического ритуала. Во время морского путешествия происходит до странности театральное самоубийство одной из пассажирок, а вскоре после прибытия на остров убивают другого попутчика писательницы, причем оставляют улику, бьющую на эффект. Саму же Агату Кристи арестовывают по ложному обвинению.
Зуав играет с собой, как бы пошло это не звучало — это правда. Его сознание возникло в плавильном котле бесконечных фантастических и мифологических миров, придуманных человечеством за все время своего существования. Нейросеть сглаживает стыки, трансформирует и изгибает игровое пространство, подгоняя его под уникальный путь Зуава.
Автор этой книги живет по принципу: если человек в одном деле добился предельных высот, так что путь дальше — это уже «завоевание небес», надо все бросить и начать восхождение на гору по другому склону. «Месяц Аркашон» — роман, блестяще подтверждающий верность этого принципа.
«План спасения» — это сборник рассказов, объединенных в несколько циклов — совсем сказочных и почти реалистичных, смешных и печальных, рассказов о людях и вымышленных существах, Пушкине и писателе Сорокине, Буратино и Билле Гейтсе...