Откровение огня - [125]

— Увидимся — расскажу, — сказал я хладнокровно. Мне хотелось ему отплатить.

Своего славного профессора я долго мучить не стал — через два дня я уже был у него в университете. Глоун мало изменился. Однако мой рассказ состарил его у меня на глазах.

— Как можно было допустить, чтобы такой манускрипт вышел из научной сферы? А если бы эта Надя исчезла вместе с ним навсегда? — набросился он на меня.

— Какой ей был смысл исчезать? Она хочет издать рукопись за границей. Ханс ван Сеттен для нее — редкий шанс.

Глоун хлопнул кулаком по столу.

— А разве не могла она вслед за Хансом встретить какого-нибудь Анри, Пабло, Джека или Хасана? Неужели ты сам не понимаешь, что экзальтированная девица с бесценной рукописью, ищущая мужа-иностранца любой ценой, приманивает к себе проходимцев? Пусть у нее имеются самые похвальные намерения, но ее могут просто-напросто надуть. Мало ли на свете авантюристов, мечтающих заработать капитал на исторических манускриптах?

— Не по Москве же они рыскают! — заметил я. — Теперь уже можно сказать: все кончилось благополучно. Я поддерживаю контакт с Хансом и нахожусь в курсе событий. Его брак с Надей недавно оформлен. Сам он уже в Голландии, а госпожа Надежда ван Сеттен сейчас дожидается выездной визы. Когда она ее получит, то передаст «Откровение огня» моему знакомому в голландском консульстве, и он доставит рукопись сюда. Так что все отлично устроилось.

— Фотокопия текста сделана? — сухо спросил меня мой профессор.

Точно такой же вопрос я задал Хансу, когда тот позвонил мне по возвращении в Амстердам. До его отъезда из Москвы этого еще не произошло, но он уверил меня в намерении Нади собственноручно сфотографировать текст «Откровения огня», перед тем как отвезти рукопись моему приятелю Харрисону.

— Будет сделана, — ответил я Глоуну.

Глоун зыркнул на меня, собрался с мыслями и поведал:

— Ты меня, Берт, удивляешь не в первый раз. Первый раз ты меня удивил в студенческие годы. Уж от кого я не ожидал такого… — он поискал слово, — буквального, что ли, отношения к моим рассказам о древнерусской литературе, так это от тебя. Казалось, такой трезвый парень, как ты, в состоянии отличить игру ума от серьезной концепции. У меня возникло чувство, что я, сам того не желая, здорово заморочил тебе голову. Это чувство в конечном счете повлияло на мое решение оставить на кафедре не тебя, а Лоддера. Можно сказать, я освободил тебя от своего дурного влияния, но моя совесть все равно побаливала и потом. Этому недомоганию только что пришел конец: к счастью, ты удивил меня второй раз. Я имею в виду твой рассказ об «Откровении огня». Получилось, что моя игра пошла тебе на пользу. Даже больше того: я играл — ты выиграл. Увы, мне пришлось удивиться еще и в третий раз. Чего я не понимаю и что никогда не пойму — как ты мог уехать из Москвы без копии «Откровения»?!

Я услышал дальше то, что знал заранее: никакие обещания не помешали бы моему бывшему профессору застраховать копией всякий документ, не говоря о бесценных. Его бы не остановила даже смертная казнь. Мое «растяпство» было непростительным, и Глоун его не простил. На моей защите он держался индифферентно. Сделал несколько замечаний — и все. Возникало впечатление, что моя диссертация наводила на профессора Глоуна скуку. На банкет он не остался, сославшись на нездоровье.

Через месяц после защиты диссертации и через полгода после моего возвращения из Москвы, незадолго перед Рождеством, вечером у меня зазвонил телефон. Я снял трубку и назвался. С другого конца провода до меня донеслось дыхание. «Надя», — подумал я и услышал ее голос:

— Ну привет, Берт.

Я знал, что она уже в Амстердаме. О ее приезде мне заранее сообщил Ханс. «Надя позвонит тебе сразу, как прибудет, — заверил меня он. — Она просила тебе передать, что встречать ее в Схиполе не надо».

Ехать в аэропорт Схипол я и сам считал излишним. Ничего не подозревая, я ждал Надиного звонка. Когда он не последовал и через неделю после ее приезда, я попытался связаться с ней сам, но попал на автоответчик Ханса. Я обратился через него к Наде с просьбой мне перезвонить, но она этого не сделала. Та же история повторилась и во второй раз. Мне ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать, когда Надя объявится сама. И вот наконец я услышал ее голос — впервые после нашего «ужина» в кафе у станции метро Университет.

— Наконец-то, — обрадовался я. — Как доехала, как устроилась?

— Все хорошо. В смысле, хорошо устроилась, — сбивчиво ответила она. Мне не понравилось, как прозвучал ее голос.

— «Откровение» уже в Амстердаме? — поинтересовался я.

— Пока нет.

— Когда Харрисон должен привезти рукопись? — решил уточнить я.

— Харрисон мне сейчас помочь не может, — прозвучало в ответ с подозрительной заминкой. Я не знал, как мне это понимать.

— Где «Откровение»? — спросил я прямо.

— Не знаю.

— Не знаешь?! Да скажи же, наконец, в чем дело! — не выдержал я.

— Ну вот, и ты кричишь, — вяло произнесла Надя. — Я скажу, что случилось, только ты больше не кричи, пожалуйста. Минутку… — Ее голос, ненадолго пропав, зазвучал громче. — «Откровение» опять исчезло. Я попросила одного студента-голландца, приятеля Ханса, отвезти рукопись к Харрисону…