Откровение - [29]

Так вот, едем мы с Маевым в машине на этот митинг, останавливаемся на перекрестке на красный свет, а тут улицу стала переходить смазливая немка. Вдруг Маев выскакивает из машины и бегом бросается за ней, за этой совершенно незнакомой ему женщиной. А Берлин в то время буквально кишел советскими агентами, которые запросто похищали и убивали неугодных Сталину людей.

Я еле догнал тогда этого Маева и, схватив за шиворот, стал силой заталкивать его назад в машину. И вдруг заметил, что у него изо рта текут слюни и он аж дрожит от волнения, как сексуальный маньяк.

Ох, веселенькая была у меня работа в ЦОПЭ. Есть, что вспомнить.

Потом этот сексуальный маньяк Маев женился на Мусе. Однако вскоре он из Мюнхена все же исчез, как ветер в мае, и осталась бедная Муся соломенной вдовой. А баламут Маламут при этом только пожимал плечами и говорил:

- Не знаю... Ничего не знаю...

* * * * *

Еще Гиппократ, отец современной медицины, писал: "Наиболее важным я почитаю умение наблюдать". Вот и я, как прилежный ученик, сижу теперь у своего "микроскопа" и наблюдаю за цепочкой бледных спирохет дегенерации, которые оказались намного опаснее обычных бледных спирохет.

Задумался я тогда над этим своим открытием, а в это время к исследуемой цепочке подползла еще одна спирохета - Алла Жукова, еще одна "близкая подружка" Наташи. Похожа эта Алла была на снежную бабу с пуговицей вместо носа. Каждый раз, завидев нас вместе с Наташей, эта Алла всегда сразу же начинала мне хамить и буквально бросалась на меня с лаем, как верная собака, причем лаяла она так, словно ревновала меня к своей хозяйке.

Приехав в Америку, Алла Жукова поселилась в Гринвич Виллидж, где был сущий рай для лесбиянок и педерастов, а вскоре я случайно встретил ее на пляже в Си-Клифе. Алла похвасталась мне тогда, что она уже вышла замуж, хотя ей это было "очень и очень трудно сделать, ибо она хорошая, а все мужчины - обманщики и подлецы". Муж ее оказался евреем и звали его Давид Гутов. Он сидел тогда рядом с ней и, как ребенок, игрался в песке, причем выражение лица у него было при этом какое-то странное, словно он не от мира сего.

Разговаривая со мной, Алла вдруг повернулась к нему и сказала с насмешкой:

- Давид, ты у меня дурачок?

Давид тогда испуганно повернулся к ней и кивнул в ответ головой, улыбаясь при этом доброй и какой-то жалкой улыбкой, да так беспомощно, что мне даже стало его жалко.

"Ну и стерва!" - подумал я про себя.

Хотя этот Давид и закончил консерваторию и университет, но был он какой-то недоделанный, дефективный, странный. Зато теперь у Аллы есть муж и даже дочка Тата!

Мои советники-раввины при этом опять начали неодобрительно качать своими головами:

- Э-э-э, папеле-то наш, но мамеле - шикса. Нет, эти шиксы пусть обманывают своих мужей, но нас они не обманут. Тату мы еврейкой считать не будем...

И действительно, на мать Тата была еще как-то похожа, а на отца Давида она была не похожа ни капельки. Та же самая история, что и у Наташи Мейер-Мейерович, что и у Люськи Черновой-Шварц. Опять какая-то закономерность...

Раввины-то давно уже это заметили, а я только теперь разглядел, и, поняв наконец, в чем там было дело, еще раз поддакнул раввинам, прямо как настоящий шабес-гой.

Мать ведьмы Аллы жила здесь же в Си-Клифе, в избушке на курьих ножках. Там же жила и сестра матери Аллы -сумасшедшая старая дева, которую они постоянно пытались выжить из своего дома, опасаясь, что она его когда-нибудь спалит. Но та упорствует, не съезжает, а живет себе припеваючи на государственное пособие по нетрудоспособности и в ус не дует.

В той же избушке на курьих ножках жила и сестра Аллы - Наташа Жукова, которая по своему характеру была очень похожа на Давида: она тоже была очень добрая, очень хорошая и очень странная. Поэтому ее мать постоянно пыталась спихнуть ей на шею свою сумасшедшую сестру - ее тетушку, - считая, что они друг друга поймут, ибо у них "есть много общего". Наташа эта жила, как монашка в миру, и вместо мужа она завела себе большого кобеля, который вел себя, как ревнивый муж, и поэтому перекусал уже всех ее соседей. В конце концов, соседи даже подали в суд, чтобы эту собаку притравили, а Наташа тогда позвонила мне и в слезах стала меня умолять:

- Гриша, выступи в суде в защиту моего кобеля!

- То есть как это?

- Как свидетель! Скажи им, что мой кобель - хороший. Ведь тебя он еще не покусал.

Еле-еле я тогда от нее отвязался.

Вспомнилось мне также, что когда мы вместе с Кисой заходили к Наташе, то стоило Кисе присесть, как Наташин кобель начинал своим носом нахально лезть к ней под юбку, а потом прыгал на нее, словно хотел изнасиловать.

Наташа в панике тогда пыталась оттащить от Кисы своего кобеля и, покраснев, кричала:

- Тубо, ты себя ведешь неприлично!

Да-а, собачка выдает тайны своей хозяйки. Похоже, что этот кобель давно уже привык совокупляться с женщинами и другого обращения с прекрасным полом просто не знал.

Итак, одна сестра - замужем за евреем, вторая - завела себе собаку. Но ведь и полуеврейка Наташа Мейер тоже говорила мне, что она любит собак больше, чем мужчин, а потом взяла и вышла замуж за еврея.