Откровение - [14]

"Черт побери, ведь я же чуть было не женился на самой распроклятой лесбиянке активного типа... Она же - типичный мужчина в юбке!" - подумал я, и стал припоминать и анализировать все те Наташины странности, на которые я раньше просто не обращал внимания.

Вспомнилось, как однажды я пошел с ней гулять около их дома, расположенного на окраине Мюнхена. В это время у меня была сильно поранена правая рука, которая висела у меня на перевязи через шею. Так вот, прогуливаясь, я случайно локтем этой руки коснулся Наташи, и тут она вдруг, неожиданно, изо всех сил ударила меня своим локтем. Прямо по ране. От боли у меня буквально потемнело в глазах. От этого ее удара рана раскрылась, и повязка стала намокать от крови, а Наташа смотрит на эту кровь и, облизываясь, злобно мне шипит: "Сколько раз я говорила вам не прикасаться ко мне руками!". На лице ее при этом было очень злорадное и даже какое-то подлое выражение.

"Да ведь она, похоже, была просто садистка", - подумал я, вспоминая этот эпизод. Вспомнилось также, что ее родной *отец при мне несколько раз называл Наташу мерзавкой.

Так же я вспомнил, что у Наташи, похоже, был в Мюнхене не скрытный лесбийский роман с Люськой Черновой. Ее подружка Люська была на редкость нахальная и самоуверенная блондинка. Обе они работали тогда в мюнхенском отделе "Голоса Америки", и их роман маскировался там под невинную "девичью дружбу". Причем Люська частенько оставалась у Наташи ночевать, и спали они обе - в одной постели. Мужчинам они постоянно хамили, а для своей возлюбленной Наташа тогда писала любовные стихи: "Изо всех невозможно-возможных возможностей, Ты всех невозможней, Ты всех милей!".

Кстати, это были те самые стихи, которые читала мне Наташа, говоря при этом, что они - про другого мужчину. Рее это довольно долгое время происходило у меня под носом, а я ничего этого не видел и ничего не подозревал. Как в Библии: "Имеющие глаза - не видят, имеющие уши - не слышат".

Прошло несколько лет. Люське стукнуло 25 лет и она, боясь остаться в старых девах, быстренько вышла замуж, а точнее - женила на себе молодого князя Оболенского, который работал на "Радио Свобода", причем все знали, что он - открытый педераст. Два сапога пара... Все это были - "маски любви". Наташа же, оставшись одна, загрустила и решила, что ей тоже пора выходить замуж.

Вот тогда-то и разыгрался наш неожиданный роман в Нью-Йорке, а точнее - на пляже в Си-Клифе. Есть такой небольшой дачный поселок недалеко от Нью-Йорка, где живет много русских семей, т.е. это был тогда своего рода "русский поселок".

Вспоминая подробности нашего романа и основательно проштудировав купленную мною в том киоске книгу о лесбиянках, я обратил внимание и на еще несколько странностей в ее поведении. Хотя Наташа и согласилась тогда выйти за меня замуж, однако в глубине своей души она, похоже, все это время колебалась, говоря мне, что у нее была раньше "очень большая любовь" и она боится, что эта любовь может к ней вернуться. Когда же я спрашивал ее, о ком идет речь, она туманно намекала мне на Казанцева, который был ее начальником на "Голосе Америки" в Мюнхене.

Этого Казанцева я знал довольно хорошо. Он был уродливый тип, который по возрасту годился ей в отцы. Тогда я ничего не мог понять, но сейчас-то я сообразил, что моя идеальная невеста просто боялась, что разоблачится ее лесбиянство и для отвода глаз она сначала врала Казанцеву, что влюблена в меня, а потом врала мне, что влюблена в Казанцева...

И все это было ею закручено для того, чтобы замаскировать ее лесбийскую аферу с Люськой Черновой. Ох уж эти мне "маски любви"...  Кстати, этот Казанцев, старый НТС-овец и автор книги "Третья сила", тоже был из чудаков. Сам он был похож на кривоногого черта, а жена у него была писаная красавица. Зачем же тогда эта красавица вышла замуж за старика, похожего на черта? Возможно, что и у нее тоже был какой-то внутренний дефект...

Жил Казанцев со своей женой плохо. Детей у них не было и в конце концов они взяли себе приемного ребенка, оставшегося от сестры его жены, которая попала в сумасшедший дом. Кстати, НТС-овцы сами себя называют революционерами, а у революционеров это - типичная история.

Вспомнилось мне и то, что как-то раз, когда Наташа еще носила мое обручальное колечко, она пригласила к себе в гости известного в эмиграции поэта Ивана Елагина, который был тогда безумно в нее влюблен. И вот этот поэт, глядя на Наташу, в тот вечер постоянно облизывался и повизгивал: "Эх, люблю полизать!".

Когда же он стал читать в гостиной ее папе и маме свои стихи про "чистую любовь", моя идеальная невеста утащила меня на кухню, обняла и, повиснув на шее, сказала: "Ох, Гриша, боюсь, что у нас с тобой ничего не получится. Ведь мы с тобой классово - чуждый элемент... А вот Ваня Елагин мне подходит, но он слишком маленький. Чтобы поцеловаться со мной, ему нужно на скамеечку вставать, а в постели он вообще будет, как воробей на кобыле...".

Хотя Наташа всячески подчеркивала, что она из дворян, что она - Наташа фон Мейер, однако выражалась она порой, как вульгарная босячка. Кстати, это довольно типично для лесбиянок активного типа. Ведь в душе они не женщины, а мужчины.