Отказ - [43]

Хотя все эти вопросы были слишком откровенными, для пациента в них не было ничего необычного, и если бы я всего три часа назад не лежала обнаженной на ковре, я бы не воспринимала это так остро.

– Расскажите, что вы себе представляете, – сказала я.

Его особенно интересовали мои груди и гениталии, ему бы хотелось увидеть меня на четвереньках.

– Мне очень нравится, как это бывает у животных. Вы наблюдали когда-нибудь за лошадьми? Эти жеребцы наверху! Хотелось бы мне так же властвовать над женщиной – подмять ее под себя, сжать, овладеть.

– Мне кажется, все эти фантазии объясняются одним – желанием владеть мной. То, что я начинаю играть в вашей жизни такую важную роль, пугает вас, и если бы вам удалось овладеть мной, то это не было бы так мучительно.

– Возможно, этим объясняются сны, которые мне приснились прошлой ночью. В одном из них я был куском плексигласа – холодным и твердым. Во втором я был капитаном нефтяного танкера, севшего на мель. Нефть вытекала и заполняла собой все вокруг.

– Мне кажется, эти сны – результат вашего лечения, – сказала я. – Вы начинали его как кусок плексигласа – ровный, лишенный эмоций. Теперь, пройдя определенный курс, вы осознали, сколько всего у вас скопилось внутри, но вы в то же время боитесь, что все это прорвется и разрушит все вокруг.

Ник тут же подтвердил правильность моих догадок. Он действительно боялся тех чувств, которые возникали у него при виде меня. Когда он раньше чувствовал нечто подобное с женщинами, то бросал их, но сейчас он устал бегать. Ник сел и повернулся ко мне, брови его сошлись у переносицы.

– Как это все угнетает!

Я посочувствовала ему, но другого выхода не было, он должен пройти свой путь.

– Выбор в вас самих, – сказала я.

К концу сеанса он смог развеселиться, когда заговорили о Дне Всех Святых.

– Я собираюсь надеть на вечеринку белый докторский халат, а моя подружка оденется как проститутка. Мы будем Обманом и Наслаждением.

– Очень здорово! – рассмеялась я.

– Возможно, вы будете на этой вечеринке. Она будет в доме профессора не так далеко от вас.

Мне стало не по себе. Он что, уже знакомится с моими друзьями? Моими коллегами?

– А у кого будет эта вечеринка?

– У Тома Бреннана. Декана юридического колледжа.

У меня отлегло от сердца.

– Нет, меня там не будет.

– Так сколько же продлится эта моя депрессия? – спросил он в конце сеанса.

– Не знаю. Но судя по всему есть сдвиги.

Он ушел, а я подошла к окну и долго смотрела, как он шел к машине, засунув руки в карманы, опустив голову. Я порадовалась, что он не отказывается от лечения сейчас, когда оно стало для него таким мучительным. Он уселся в свой черный «феррари», закурил сигарету – я знала, что с марихуаной – и машина отъехала.

Я была рада, что на следующий день у меня была радиопередача, можно было сменить темп. Я прибежала за две минуты до эфира и начала с записанной трехминутной лекции по расстройствам. Едва успев перевести дыхание, я стала отвечать на телефонные звонки.

Мне очень нравились радиопередачи, потому что здесь я могла применить свою излюбленную камикадзе-терапию – вломиться и разгромить все линии защиты. За последнее время была масса удивительных и интересных историй. В этот день женщина рассказала, что ее отец убил сестру-младенца и закопал на заднем дворе. Чем больше я ее расспрашивала, тем менее сумасшедшей она казалась, так что я порекомендовала ей обратиться не только в психиатрическую клинику, но и в полицию.

Перед выходом из студии я позвонила домой узнать, нет ли сообщений на автоответчике, и получила их целую кучу. Одно из них было от мамы, она приглашала меня приехать на Рождество. Я чувствовала себя виноватой, потому что не хотела ехать, а вместо этого воображала, как чудесно можно провести праздники где-нибудь с Умберто.

В этот день мы с группой врачей в больнице обсуждали, как провести приближающийся День Всех Святых. Некоторые из наших пациентов были настолько возбуждены, их фантазии настолько ужасны, что никому из них не дали отпуска в эту ночь.

На следующий вечер я поспешила домой пораньше, чтобы успеть открыть дверь детям и посмотреть на их костюмы. Стояла ясная холодная ночь, и многие из них дрожали от холода в своих креповых шапочках и простынях.

Умберто заглянул ко мне, и пока никто не пришел, мы лежали на кровати и целовались. Вдруг мне показалось, что раздался стук, но было по-прежнему тихо, и мы продолжали целоваться и ласкать друг друга. Минут через десять я осознала, что в гостиной стояла подозрительная тишина, и я пошла на разведку. Франк сбил корзиночку с плитками шоколада, стоявшую у входной двери. Разорванные и разжеванные конфеты были разбросаны повсюду, а в центре восседал Франк с самодовольной шоколадной мордой. Когда он услышал, что я зову его, он бросился бежать, а я побежала вслед за ним, чтобы дать ему хороший нагоняй.

– Эта собака просто невозможна, – сказал Умберто и отправился в ресторан обслуживать вечеринку.

Я убрала в комнате, а дарить мне пришлось теперь монетки, потому что конфет больше не осталось. В восемь тридцать я выключила свет у входной двери и осталась сидеть в темноте, размышляя о своей матери. Почему-то День всех святых всегда наводил меня на мысли о ней.