Отель «Парк» - [40]

Черный поглядел на меня, словно ожидая моего разрешения. Я смотрел на арбузы и молчал. Это было молчаливое согласие. Черный нагнулся и поднял огромный арбуз.

Под ножом он лопался. В нос ударил чудесный аромат. Мы по уши погрузились в скибки.

Миновал полдень. Солнце начало клониться к западу. Мы обходили села, пробираясь через кукурузу. Справа показались отроги Ястребаца. Мне вспомнились слова товарищей. Я остановился и взял Черного за руку.

— Там уже наши, — я показал на горный массив.

— Кто знает, — возразил он, — а может, они там, — он махнул рукой в сторону Пасьячи, вершины которой виднелись вдалеке. Задумавшись, застыл на мгновение.

— А мы скоро туда?

— Точно не знаю, но, наверное, скоро.

Странное чувство охватило меня. Там, в горах, находились наши бойцы. Это было началом чего-то нового. Партизаны! Это слово я повторял много раз! Кто знает, сколько их в лесу! Жаль, что я не договорился с товарищами о встрече у Ястребаца.

Когда мы пришли на железнодорожную станцию Ясенице, солнце стояло над самым горизонтом.

На станции ждать пришлось недолго, но вполне достаточно, чтобы успеть выслушать «абсолютную правду» о событиях в Нише. Сын одного из железнодорожников утверждал, что все происходило именно так и не иначе. Эта «первая правда» дала повод многочисленным басням и пересказам. Всякий, кого мне довелось слышать, уверял, что все было именно так, как он рассказывает.

Мы, конечно, сделали вид, будто впервые слышим об этом событии. С вниманием выслушали рассказ о том, как минувшей ночью к отелю «Парк» подкрались одетые в штатское люди, как они бросили десять гранат в немецких офицеров, сидевших в зале. Потом подъехала машина. Они уселись в нее и скрылись во мраке. Немцев погибло наверняка человек сто.

Я украдкой взглянул на Черного. Лицо его выражало крайнее изумление. Кончив рассказ, парень посмотрел на нас, чтобы увидеть, какое впечатление он произвел. Черный не выдержал и спросил:

— Кого-нибудь арестовали?

— Не знаю.

Неожиданно послышался резкий паровозный гудок. Через несколько минут я расстанусь с Черным. Мы провели вместе два дня и одну ночь. Но и этого было много. Иногда людям достаточно мгновений, чтобы сблизиться и полюбить друг друга.

Поезд с грохотом приближался. И чем ближе он подходил, чем громче стучали колеса, тем больше нервничал Черный. Он не хотел расставаться со мной.

— Мне кажется, тебе лучше всего пойти со мной в село, — начал он быстро. Я посмотрел на него. Мне показалось, что он боится за меня.

— Не беспокойся. Главное позади. В поезде ничего не случится. Бумаги у меня в порядке — утешал я его.

Показался паровоз. Поезд замедлял ход. Дыхание пара и скрип тормозов оглушили нас. Пришлось говорить громче. Черный настаивал, чтобы я остался. Поезд остановился. В ответ я протянул ему руку. Недолгое крепкое объятие — и я вскочил в вагон. На подножке стоял до тех пор, пока поезд не тронулся. На перроне, постепенно уменьшаясь, упрямо махала рука друга.

Я вошел в вагон. Пассажиров было много. Я сел на свободное место. Люди разговаривали, обсуждая недавние события. Снова я услышал рассказ о том, что произошло в Нише. На сей раз говорил какой-то мужчина средних лет, который сидел рядом со мной.

— На немцев напали с нескольких сторон, — рассказывал мой сосед. — Никто не знает, сколько их было. Нападавшие были вооружены гранатами и пулеметами. У немцев много убитых. А у нападавших двое раненых, да и тех унесли.

Я посмеивался про себя и ликовал. Странное чувство испытывает очевидец событий, когда о них рассказывают окружающие. Пассажиры внимательно слушали. Среди них было немало крестьян, и поэтому интерес проявлялся большой. Они задавали вопросы и требовали ответов.

— Значит, никого не поймали, — задумчиво проговорил сидевший справа от меня пассажир.

— Поймать не поймали, а похватали народу много. В тюрьме человек двести сидит. Я поэтому и смылся оттуда. Дома надежнее.

Эта новость взволновала меня. Она не давала мне покоя всю дорогу, хотя я понимал, что без жертв не обойтись, что без них победа невозможна. Однако людей я жалел. Вспомнилась ночь перед операцией. Гуляющие, музыка и песни. «Если б хоть попались те пьяницы, — пришла в голову мысль. — Тот жирный, что пожирал чевапчичи». Я слушал разговоры, но мысли мои были далеко. Закрыв глаза, я снова переживал события недавнего прошлого.

Поезд тем временем мчался вперед. Солнце уже достигло хребта Пасьячи, который вздымался за Прокуплем, на правой стороне Топлицы. В вагоне было спокойно. Никто не входил и никто не проверял билеты. В Прокупле стояли недолго. Но здесь нас ждал сюрприз. Люди входили и молча усаживались на свои места. Они выглядели испуганными. На перроне стоял усиленный караул из жандармов и немецких солдат. Они проверяли багаж у каждого выходившего со станции пассажира.

Ждать объяснений долго не пришлось: люди ведь с трудом хранят новости.

Самый нетерпеливый нашелся сразу. Поезд еще не успел тронуться, а он уже спрашивал только что вошедшего пассажира, пожилого мужчину:

— Что нового в Прокупле?

Тот посмотрел на него и покачал головой. Откашлялся. Видимо, он не доверял собеседнику.