Отель «Белый носорог» - [2]

— «Ява»! Кофе! — выкрикнул хриплый голос. — Шевелись, парень! Одна нога здесь, другая там!

С черным кенийским кофе на подносе Оливио не спеша двинулся к веранде. Проходя мимо бара, он залюбовался делом своих рук — сверкающей стойкой. Шагнув через порог и вдохнув напоенный пьянящими ароматами ветер африканского утра, он на мгновение замер. Прислушался к перекличке хохлатых удодов. Птицы весело порхали кругом, охотясь на червей и ящериц. Временами Оливио, как индиец, был всем сердцем на стороне ящерицы. А то вдруг в нем взыгрывал дух конкистадоров, и он болел за охотника.

Ночью играли в триктрак. Как обычно, ставкой была земля. Никакие деньги не продержали бы неотесанных фермеров за столом всю ночь напролет. Проигравший (как правило, ставили десять акров за раз) предпринимал отчаянные усилия вернуть свою ферму.

Карлик давно усвоил: англичан интересует одна земля. Даже Африка казалась им тесной — а ведь здесь можно топать много дней подряд и не встретить ни души. Если у этих людей дома была земля, они рвались в колонии за деньгами на ее содержание. А если не было, устремлялись к чужим берегам за самой землей. Теперь, когда кончилась война, они будут убивать друг друга из-за земли.

Оливио подошел к игральному столику. С легким поклоном вручил победителю счет. На морщинистом, багровом от возбуждения лице фермера проступила усталость. Он протер глаза и, вытащив кипу смятых расписок, вручил одну изумленному бармену.

— Откуда у меня деньги, Оливио: я же фермер. На вот, расплатись за меня. Остальное возьмешь себе — на память об окончании войны. Чертова ферма Амброза не стоит и фартинга. Какой дурак станет там жить?

Обходя территорию отеля, бармен задержался во дворике позади двухэтажного здания, возле вывезенного из Англии розового куста. Не обращая внимания на шипы, он погрузил лицо в душистые ветви и, зажмурившись, вдохнул божественный аромат. Как все-таки мало люди пользуются своим носом!.. Оливио оборвал источенные насекомыми листочки. Носком сандалии раздавил белую ракушку и безжалостно расправился с ее обитательницей улиткой. И строго-настрого наказал мальчику-садовнику поливать куст так, словно это последний кукурузный стебель на плантации его отца.

Семь лет назад, когда отель был уже построен, а жестяную крышу еще не привезли, хлынули апрельские ливни и залили комнаты. Тогда-то Адам Пенфолд и посадил этот розовый куст, доставленный вместе с землей из его родового поместья в Уилтшире. Спустя несколько месяцев, обеспокоенный слабостью молодых побегов, Пенфолд приказал выкопать у основания яму и привести быка, страдающего клещевой лихорадкой. Из ноздрей животного сочился гной, бока стали похожими на рыбий скелет. Пенфолд выстрелил ему в ухо из «уэбли» сорок пятого калибра и, подтолкнув агонизирующее животное в свежевырытую могилу, собственноручно засыпал ее и утрамбовал землю. Оливио нянчился с кустом, как с щенком, и тот наконец покрылся белыми цветами. Его светлость страшно гордился тем, что обеспечил кусту четыреста фунтов ходячего удобрения и таким образом спас этот маленький уголок Англии.

Оливио стряхнул с себя воспоминания и полез в карман, пришитый к внутренней стороне широкого кушака, — за распиской.

«Я, нижеподписавшийся, передаю подателю сего десять акров поливных земель на ранчо «Антилопа канна» у излучины Эвасо-Нгиро. Ричард Амброз, 12 ноября 1918 года».

Когда-нибудь пригодится.

Оливио подошел к открытой двери кухни. Оттуда, держась за руки, выскочили две стройные фигурки. Белые платья из хлопка давали достаточно полное представление об остроконечных грудях. Точеную шею каждой девушки туго охватывало колье из серебряных колокольчиков.

Весь во власти неудовлетворенного желания, Оливио повернулся в сторону деревни. Там, среди акаций, жило племя кикуйю. Внимание карлика привлекла стайка молодых девушек. Сощурив глубоко посаженные глаза, он долго рассматривал их с видом знатока. Но где же та, которую он ищет?

Из-под плоских камней для приготовления пищи выбивались языки пламени и курился дым. Женщины плели корзины. Мальчишки пасли скот. Несколько мужчин слонялись близ круглых, крытых соломой хижин в ожидании приятного момента, когда жены принесут им выдолбленные тыквы с густым медом — ньохи. Оливио заговорил с одним из них; тот сразу бросился на поиски вождя — приятное подтверждение раболепного уважения, с которым жители деревни относились к карлику. Они знали: от бармена зависит распределение благ, перепадающих им от отеля.

После небольшой, но досадной задержки из своей хижины вышел вождь Китенджи. Худой, угловатый, как саранча, он медленно шел, опираясь на резной посох красного дерева. Остановившись у едва заметной черты, отделявшей деревню от территории отеля, старик присел на бревно. Ясно: не хочет, глядя сверху вниз, раздражать карлика. А за глаза, как и прочие дикари, называет его Чура Ньякунда — Желтая Лягушка.

Оливио приготовился отражать попытки хитрого африканца что-нибудь вытянуть из него, не поступаясь ни малейшей толикой собственного имущества или власти. Кончится тем же, чем и всегда: подношением. Правда, сегодня Оливио имел в виду кое-что получше.