Отель «Белый носорог» - [133]

За стеклом белело чье-то перевернутое лицо — словно белая, в трещинах, яичная скорлупа. Его взгляд уперся в чужие, странные глаза. Один был мертвым, молочно-серым. Другой — распахнутый, немигающий — глядел на него со свирепым изумлением.

Оливио лежал на крыше резервуара. Он изнемог. После крушения фургона все тело терзала жесточайшая боль. Рубашка была изорвана в клочья. Карлик долго смотрел в полные тревоги глаза кузена. Потом постучал о стекло указательным пальцем и спустился по ступенькам. Добравшись до последней, приблизился к металлическому колесу, прочно запиравшему дверь. Но карлик не мог до него дотянуться. Он вцепился обеими руками в спицы. Кожа на груди натянулась — вот-вот лопнет. Однако ему все-таки удалось повернуть штурвал по часовой стрелке, крепко-накрепко блокируя дверь.

От боли Оливио заскрипел зубами. Но медлить было нельзя. Он спустился на землю и осмотрел бесчувственное тело своего друга. По лбу Энтона бежала струйка крови. Оторвав кусок материи от своей рубашки, Оливио смочил его в воде из фляжки и отер Энтону лицо. Потом заковылял ко второму цилиндру. Присмотрелся к нехитрому механизму закачки резервуара. Поднял голову и заметил поднимающийся над котлом черный дым. К открывшимся ранам правой руки приклеилась перчатка. Оливио попытался повернуть красный рычаг управления в рабочее положение. В руках совсем не осталось сил. Без спасительного опиума каждый нерв кричал о невыносимой боли. Карлик подавил стон и предпринял новую попытку. Рычаг не поддавался.

Оливио лег на землю. Впервые в жизни он выполнял настоящую мужскую работу.

Он развел руки в стороны. Фонсека яростно барабанил кулаками по металлическим стенкам цилиндра. Подтянув колени к груди, Оливио уперся в рычаг ногами. Рычаг шевельнулся. Карлик замер. По трубе в цилиндр устремился кипящий креозот. На шкале прибора заметалась стрелка.

Когда температура достигла восьмидесяти градусов, Оливио встал и пошел к первому цилиндру. Приложил руку к трубе и через перчатку ощутил тепло. Потом — сильный жар. Не обращая внимания на боль, Оливио тонко улыбнулся. И снова вскарабкался по лестнице.

На крыше цилиндра он остановился — перевести дух и прочувствовать торжественность момента. Видели бы его сейчас мальчишки из Гоа, лорд Пенфолд, мистер Энтон, мистер Слайдер и Кина! И дедушка-архиепископ. Как бы он гордился внуком!

Оливио лег на крышу, прижавшись к ней голой грудью. Свесил голову. Заклепки на стальной крыше врезались в свежие рубцы. Оливио широко раскрыл правый глаз и прижался к узкому окошку.

На него смотрел Васко Фонсека. Глаза вылезли на высокий лоб. Рот немо кривился. Фонсека вновь забарабанил кулаками по металлическим стенам. Цилиндр затрясся. Карлик приложил ухо к узкой щели между дверями и стальной рамой. Он услышал звериные вопли, усиленные эхом. Снова заглянул в окошко и встретил безумный взгляд кузена. Оливио усмехнулся.

Даже вися вниз головой, он видел, как Фонсеку обступает черная жижа. Он представил себе, как она заполняет ботинки, брюки, рубашку, липнет к коже. Беспомощно подпрыгивая, кузен исполнял танец отчаяния, время от времени отскакивая от окна и лишая Оливио столь приятного зрелища. Чувствуя, как накаляется поверхность цилиндра, Оливио вспомнил несколько недель своего заточения в коконе из бинтов. Вспомнил адские муки и то, как на груди лопалась кожа, как у пережаренного цыпленка. И роскошное, обезображенное тело его невесты. И док в Гоа, где его пытали в бочке с оливковым маслом.

Вдруг Оливио отдал себе отчет в том, что распростертый на земле Энтон шелохнулся. Рядом стоял верный Рафики, облизывая хозяина. Энтон пошевелился еще раз. Нужно будет, как только он очнется, сказать, чтобы мчался во весь опор к миссис Луэллин.

Цилиндр накалился. Оливио в последний раз приложил здоровый глаз к запотевшему стеклу. При этом он расплющил о стекло нос, как мальчишка у витрины кондитерской.

Голова Фонсеки выступала из густой черной массы, как из воротника. Жив он или уже умер? По глазам не было видно. Рот Фонсеки был открыт; он шевелил губами, словно приветствуя первые глотки маслянистой жидкости.

* * *

Лошадь насторожилась — поставила торчком уши. Гвенн прислушалась. Навстречу им по лесу мчалось крупное животное. Секунда — и на тропе появился Энтон верхом на Рафики: они чуть не налетели на нее.

Две лошади резко остановились и нервно, но дружелюбно обнюхали друг друга от головы до хвоста. Энтон схватил Гвенн в объятия. Испуганная тем, что он весь в крови, Гвенн бросила поводья и обеими руками потянулась к его израненному лицу. К глазам подступили слезы.

— Ты всегда катаешься в таком виде? — прошептал он ей на ухо.

— Один твой приятель сорвал с меня блузку.

Они спрыгнули на землю и привязали лошадей к кедровым деревьям, подальше от тропы. Энтон отдал Гвенн свою рубашку. Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

Невдалеке затрещали толстые сучья.

— Слон, — тихо произнес Энтон.

В кронах заверещали и смолкли обезьяны. Пригибаясь, Энтон повел Гвенн к небольшой полянке меж двумя скалами и высоким кедром. Они легли, подстелив его рубашку. Кругом росли грибы и желтые лесные цветы. Тревожно ржали лошади. Время от времени хрустели сучья.