Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том III - [58]

Доминик Прадт

Так пела сирена. Истинные намерения Наполеона, по-видимому, были очень далеки от этих блестящих грёз, и в ноте, отправленной в Петербург в то же самое время, было указано, что Россия стремится присоединить к своим владениям Варшавское герцогство, что она продолжает увеличивать свои земли на счет прежней Речи Посполитой, и что со своей стороны император Наполеон охотно гарантировал бы России отказ от всякого предприятия, которое могло бы повести к восстановлению Польши. Но все эти тайные переговоры оставались тайными, и политика французского императора проложила ему широкие пути в Польшу. Как же к этому относился Александр I? Мог ли он спокойно выжидать событий, не предпринимая со своей стороны никаких средств для привлечения на свою сторону Польши. Уже в начале 1811 года Александр вступил на свой обычный путь обещаний и уверений в письме к своему старому другу Черторийскому, с которым сотрудничество императора в сущности было уже прервано, возобновил свои прежние заявления о необходимости восстановить Польское королевство, для чего он ставил, однако, необходимым условием соединение его с Россией, соединение добровольное, подтвержденное подписями самых значительных лиц. Однако кое-какие попытки, сделанные Чарторийским в этом направлении, не привели ни к чему, и уже в апреле 1812 года Александр, по-видимому, ясно отдавал себе отчет в неосуществимости этой задачи при тогдашнем повышенном настроении и надеждах польского общества. И, с другой стороны, однако, он встречал поддержку своим замыслам. Один из влиятельнейших людей Литвы, богач и магнат Михаил Огинский, обратился к императору Александру с проектом особой организации Литвы. Это было в начале 1811 года и в продолжение всего этого года между Огинским, бывшим участником Костюшковского восстания, потом помилованным императором Александром и пожалованным в звание сенатора, и Александром шли переговоры о такой организации Литовского княжества, которая могла бы наиболее сблизить его с Россией. 1 декабря 1811 г. князь Огинский подал Александру мемориал, в котором он говорил уже как бы от имени населения Варшавского герцогства. «Не думаете ли вы, государь, — читаем мы в этом любопытном документе, — что жители Варшавского герцогства или же ваши польские подданные, мечтающие о восстановлении Польши, любят лично Наполеона? Конечно, нет. У них нет никакого основания питать к нему чувств любви и благодарности, но он ласкает их надежды, и они видят в нем воскресителя их Родины. Обратите, государь, это оружие против него, и вы увидите, что он лишится всей симпатии и энтузиазма: тогда их внушат уже ваши личные качества. Считая неоспоримыми истинами, что, во-первых, император Наполеон, в своей ненасытной жажде войн и завоеваний, недолго позволит России наслаждаться благами мира, что, во-вторых, он использует все имеющиеся средства для восстановления всех внешних врагов России и возбуждения умов внутри, что, в-третьих, самое действительное средство, которое он может обратить против России, есть восстановление Польши, — не может быть сомнения, что следует предупредить его намерения, и что сила мер сопротивления должна соответствовать нападению». Огинский предлагал восстановление Польши, под скипетром русского императора, и воссоединение ее с Литовским княжеством. По словам Огинского, мемориал его вызвал самое горячее сочувствие в Александре, который начал с литовским магнатом ту же самую игру, какую он так долго вел с польским. Однако было уже слишком поздно. Война была неизбежна, и исход ее и начало всех последующих реформ могли быть установлены теперь лишь силою оружия.

Тадеуш Матушевич

К войне и готовились теперь энергично оба врага. Наполеону было необходимо развязать себе руки со стороны Пруссии и Австрии, т. е. как раз тех государств, которые участвовали в разделе Польши и для которых восстановление ее было бы большим уроном. И вот он заключает договор с Австрией, в которой включаются тайные пункты о Галиции. Галиция должна остаться и впредь владением Австрии, в случае же, если известная часть ее отойдет к Польскому королевству, Австрия получит возмещение в виде Иллирийских провинций. Во всяком случае, не было и речи о восстановлении Польши в ее прежних границах. В Варшаве об этом не знали и ликовали, ожидая Наполеона.

В Познань, которая входила в состав герцогства Варшавского, Наполеон приехал 30 мая. Он был торжественно встречен делегатами саксонского короля, сенаторами Соболевским и Выбицким, которые сопровождали его до Торна. Отсюда, сделав военные распоряжения, император проехал в Данциг и Кенигсберг, где и остановился до 2 июня. Уже в Познани был выработан план дальнейших действий в Варшавском герцогстве. Не соглашаясь на «посполитое рушенье», обычное явление в прежней Польше, Наполеон допускал образование генеральной конфедерации, которая должна обратиться к нему с просьбой восстановить прежнюю Польшу и уже от себя обратиться к населению всей прежней Речи Посполитой (кроме Галиции) с призывом к восстанию и объединению с герцогством Варшавским. Разумеется, речь шла прежде всего о Литве, восстание которой против России было бы в высшей степени выгодно Наполеону. Чтобы еще более определенно подчеркнуть свое внимание к Польше, французский император решил заменить прежнего резидента Биньона полномочным посланником при герцоге варшавском, короле саксонском, епископом Мерлинским, ксендзом Прадтом. Действие этого назначения на настроение польского общества было громадно; в Варшаве это было понято, говорит историк Варшавского герцогства, Скарбек, как доказательство намерения Наполеона превратить этот город в ближайшем будущем в «столицу большого самостоятельного государства». Правда, Прадт повел себя с самого начала круто и обращался деспотически как с правительством, так и с самыми значительными людьми края, но разве может вести себя иначе посол великого монарха, утешали себя оптимисты? Правление краем перешло в руки совета сенаторов, назначенных герцогом варшавским, но фактически всем распоряжался Прадт. Вообще настроение толпы непосвященных было радостное, исполненное ожиданий; люди более дальновидные и близкие к политике тревожно покачивали головами, но делали вид, что все обстоит благополучно. Сам же Наполеон в своем обращении к солдатам называл предстоящую войну второй польской кампанией и, принимая польских делегатов, не щадил комплиментов и двусмысленных обещаний. Однако сам он со своими войсками, перейдя Неман, вступил в Литву, минуя Варшаву. Вместо него в Варшаву прибыл брат императора Иероним, который вел вестфальский корпус. Трудно было сделать менее удачный выбор. Наполеон точно нарочно хотел сказать полякам, чтобы они не слишком надеялись на него. Иероним распустил своих солдат до такой степени, что они предались грабежу помещичьих усадеб и крестьянских дворов, вызывая нередко вспышки дикой мести со стороны населения; сам же разъезжал со своим двором по имениям польских магнатов, кутил, заставляя содержать всю свою дворню. Только во второй половине июня французские войска очистили Варшаву, двинувшись на север. Вместе с Наполеоном пошли на север и польские войска в числе свыше 66 тыс. человек. Варшавское герцогство, разоренное и истощенное легкомысленной финансовой политикой, имевшее всего 4 миллиона населения, сделало невероятные усилия, чтобы выставить такое многочисленное войско. От французского императора ждали присылки оружия и экипировки. Но не дождались ничего.