Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том III - [44]

Князь Кутузов согласился с мнением Беннигсена и назначил произвести нападение на Мюрата рано утром 5 октября под главным его руководством. Вследствие несвоевременного получения диспозиции, нападение пришлось перенести на 6 октября. Мюрат был сбит со своей позиции и отступил к Спас-Купле, потеряв 38 орудий, знамя, 40 зарядных ящиков и 1.500 пленных, но все-таки это был не настоящий успех, ибо Беннигсену хотелось взять Мюрата в плен со всем авангардом. Произошло это оттого, что наши отряды действовали не совсем согласно, и что Кутузов почти половину своих войск оставил в резерве, приберегая их для решительного удара, а Беннигсену показалось, что фельдмаршал сделал это нарочно из недоброжелательства к нему и из желания лишить его успеха в сражении им предложенном и веденном по его распоряжению. Он не сошел даже с лошади, и, холодно поклонившись фельдмаршалу, кратко донес о деле и сказал, что, получив контузию ядром, имеет необходимость в отдыхе на несколько дней. С этой поры отношения между Кутузовым и Беннигсеном испортились навсегда. Беннигсен начал с этих пор интриговать[38] против Кутузова и дошел до того, что был удален из армии, и этим инцидентом закончилось его участие в Отечественной войне. Кутузов с этих пор стал выражаться о Беннигсене «глупый и злой человек».

П. Х. Витгенштейн

Беннигсену пришлось выйти в отставку, хотя он был награжден по-царски: орденом св. Владимира I степени, алмазными знаками ордена св. Андрея Первозванного и единовременным денежным вознаграждением в двести тысяч рублей. В 1813 году Беннигсен снова появляется на арене деятельности: он был назначен главнокомандующим резервной армией, так называемой польской, и в июле выступил на соединение с союзными войсками. Он участвовал в так называемой «битве народов» под Лейпцигом, за которую и был возведен в графское достоинство. После заключения парижского мира и по возвращении в Россию назначен был главнокомандующим второй армией. В 1818 году Беннигсен по расстроенному здоровью и вследствие преклонных лет испросил себе отставку, которая и была дана ему с сохранением целиком получаемого им содержания.

Забытый и оставленный всеми, он мирно доживал свой век в своем Ганновере и скончался 2 октября 1826 года на восемьдесят втором году от рождения.

Личность генерала Беннигсена затруднялись с достаточной точностью охарактеризовать даже его современники.

Характеризовали его различно, и всякий из них подтверждал фактами или же документами свои характеристики. Безызвестная же и одинокая его кончина дает повод думать, что и у современников имя Беннигсена не пользовалось популярностью[39].

В. Федоров

III. Отношение Имп. Александра I к Отечественной войне и его роль в ней Проф. М. В. Довнар-Запольского

В половине сентября 1812 года Александр написал своему другу, великой княгине Екатерине Павловне, пространное письмо, чтобы оправдать в ее глазах свое отношение к войне. Он с болью говорил о том, что он должен был, в угоду общественного мнения, отказаться от личного участия в войне, между тем как себя он не может упрекнуть ни в отсутствии личной храбрости, ни в нежелании быть в действующей армии. Обстоятельства заставили его покинуть армию, но для этого пришлось пожертвовать своим самолюбием, пишет далее император. Когда Кутузов прислал императору полковника Мишо с известием о победе под Тарутиным и когда посланный доложил государю о желании армии, чтобы государь лично принял командование войсками, последний отвечал: «Все люди честолюбивы; признаюсь откровенно, что и я не менее других честолюбив; вняв теперь одному этому чувству, я сел бы с вами в коляску и отправился бы в армию». Но в том же разговоре Александр признал свою малоопытность в военном деле и заявил, что он предоставляет Кутузову дальнейшее ведение дел.

Итак, Александр сознавался в том, что самолюбие и честолюбие побуждают его к личному ведению войны, но в то же время опыт Аустерлица дал ему достаточную силу воли для того, чтобы побороть в себе эти чувства и воздержаться от участия в непосредственном руководстве военными операциями, пока оно было очень рискованно.

Александр I

Прежде всего надо помнить, что для Александра война с Наполеоном была актом борьбы его личного самолюбия, независимо от тех политических причин, которые ее вызывали. Несмотря на внешность дружественных отношений, «византийский грек», как характеризовал Наполеон своего Тильзитского друга, никогда не мог перенести испытанного им унижения. Александр никогда ничего не забывал и никогда ничего не прощал, хотя замечательно умел скрывать свои истинные чувства. Мало того, Александр, подобно своему противнику, любил предаваться мечтам о такой деятельности, которая преследовала бы мировые интересы. Неудивительно, что война получила в глазах Александра двоякого рода значение: во-первых, чувство самолюбия побуждало его отомстить своему сопернику, а честолюбивые мечты выводили Александра далеко за пределы России и благо Европы занимало в них первое место. Несмотря на неудачи — и даже более того, по мере роста неудач, в Александре крепла твердость продолжать войну до полного уничтожения противника. Первые же значительные неудачи обострили в Александре чувство мести. Уже в известной речи московскому дворянству Александр высказывал намерение истощить все усилия обширной империи, прежде чем покориться неприятелю. По мере роста неудач и заявления Александра становятся еще более категоричными: месть по отношению к сопернику и благо Европы занимали в этих заявлениях первое место. Весьма замечательна та твердость духа, которую высказал Александр, получив известие о гибели Москвы; он поручил полковнику Мишо, привезшему ему эту весть, говорить всюду, что он готов истощить все средства для борьбы с врагом: «Я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих моих подданных, жертвы коих умею ценить. Наполеон или я, я или он, но вместе мы не можем царствовать; я научился понимать его, он более не обманет меня». И в этот тяжелый момент Александр не забывал, что он борется с Наполеоном ради освобождения Европы. Под влиянием тех же печальных известий он пишет шведскому наследному принцу, что он и народ готовы скорее погребсти себя под развалинами империи, нежели согласиться на мир, и что это дает ему возможность доставить новое доказательство того, что он борется против угнетателя всей Европы. Последняя мысль была развиваема Александром весьма разнообразными способами. Так, генерал-адъютант, граф Ливен, по воле государя, в отзыве к прусскому государственному канцлеру, барону Гарденбергу, исчислив все силы, собранные для действий против неприятеля, писал, что, «оставив Москву, мы принесли тяжкую жертву, но что эта мера послужила к ослаблению Наполеоновой армии». «Настает время для Пруссии — вооружиться против общего врага и склонить к тому же Австрию. Император Александр ведет войну собственно для того, чтобы, отстояв Россию, восстановить независимость германских держав». Даже лица, наблюдавшие императора в это время, отметили непреклонное желание его продолжать войну. «Император тверд и слышать не хочет о мире», сообщал в своей переписке Жозеф де-Местр. И это не были фразы, вызванные моментом сильного огорчения. Известно, что, когда Наполеон с ослабевшей армией начал отступление, император Александр принимал все меры к тому, чтобы окончательно уничтожить врага, между тем как более дальновидные русские дипломаты и военачальники полагали более полезным сохранить в противовес Пруссии и Австрии остатки Наполеоновой армии и его величия. В самом деле, даже в то время, когда война была вынесена за пределы России, когда Наполеон для русских интересов был совсем не страшен, все же Александр I оставался более непреклонным в желании окончательно уничтожить соперника, нежели его союзники, интересы которых защищал русский император. Так, когда при, неудачах, а они не могли быть редки в борьбе с Наполеоном, Меттерних и Кастльри начали толковать о мире, император Александр объявлял: «Положение дела необходимо требует, чтоб мы продолжали войну: всякие переговоры неизбежно связаны с потерей времени и дадут неприятелю возможность усилиться. Я уверен в счастливом окончании войны, если союзники будут единодушны». Когда союзники в конференциях настаивали на мире, Александр говорил: «Это будет не мир, а перемирие, которое вам позволит разоружиться лишь на минуту. Я не могу каждый раз поспевать к вам на помощь за полторы тысячи верст. Не заключу мира, пока Наполеон будет оставаться на престоле».