Утром я опять проснулся от кошмара и быстро, не умываясь и не завтракая, отправился в путь. К двум часам дня я был уже около дома дяди.
Он уже все знал. Мы обнялись, пожали друг другу руки и вошли в дом. Ты можешь ничего не говорить. Хоть я и живу в одиночестве в этих горах, даже сюда доходят новости. И я даже знаю, зачем ты сюда приехал. Ты приехал за миром. Ты хочешь забрать его. Что же это твое право. Ты отдохни сегодня, завтра я провожу тебя.
Услышав его голос, я первый раз со смерти отца почувствовал себя спокойно. Я сразу лег и проспал до утра, хотя был уверен, что кошмары меня не отпустят. Hо здесь, в горах они были беспомощны.
Тогда мы шли очень долго. Hаверное, часа два или три, то поднимаясь, то спускаясь по горным тропам. Hаконец он показал мне на маленькую щель в скале, уходящую куда-то вниз, вытер пот со лба, развернулся и пошел назад. Сзади он был очень похож на Пьеро; я кинул свой рюкзак в эту черную дырку и затем сам проскользнул внутрь. Минут пять мне пришлось ползти, затем проход расширился, и я смог встать на ноги. Сверху откуда-то шел бледный свет, но я все же достал фонарь и, направив его строго перед собой, двинулся далее.
Вскоре я наконец-то попал в зал. Я его уже видел раньше во сне. В середине стояла большая чаша. Я не стал медлить, а сразу же подошел к ней. Огромная холодная медная плита лежала сверху, на ней было что-то нарисовано, что-то очень знакомое, вроде видел это у отца в книгах, а может и нет. Еще секунда, и плита под моим напором стала двигаться. Вот уже чаша открыта полностью, и я стою перед ней и жду.
Прошло меньше минуты, как я увидел океаны, моря, реки, леса, поля, города и людей. Они все там жили. Они мирились и сорились, плакали и смеялись, продвигали вперед науку и просиживали свободное время в каких-то жалких кафе. Там шли войны, лилась кровь, слышалось рыданье матерей. И тут я понял, что все это зависит теперь от меня. От моей прихоти. От моего решения. И тут я взглянул туда, где простирались горы, и увидел человека перед чашей. Он, как и я, сидел и смотрел.
