Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков - [141]
Говоря о взглядах Платона, отец Александр предупреждает: «Идеализм таил в себе угрозу извращения христианства тем, что вносил в него идеи, глубоко ему чуждые». Что же это за чуждые идеи? Автор отмечает три главные угрозы в платонизме: «отвлечённый спиритуализм, родственный индийскому; пантеистическую струю и отсутствие духа свободы, без которого христианство немыслимо» [279]. Отец Александр также подчёркивает, что важнейшие ереси первых веков в той или иной мере были связаны с платоновским идеализмом и отрицанием ценностей земного, плотского начала. Эта критика касается философии, что же говорить о политических взглядах Платона, которые, как известно, не принимались даже многими его почитателями.
Сам же автор в привязанности Платона к иерархическому строю видит наследие магических представлений, где род, племя, народ ставились выше личности. А ведь лучшие завоевания культуры родились именно в борьбе за человека, т. е. на путях противления «родовому» наследию [280]. Если Платон был убеждён в правомерности навязанного добра и насильственного спасения людей, то для отца Александра совершенно очевидно, что «добро без свободы неизбежно оборачивается злом» [281].
Есть, пожалуй, только одно общее качество у двух великих мыслителей. Их обоих можно назвать «мыслителями–художниками».
Да, нельзя назвать отца Александра платоником, и в этом он принципиально отличается от своего духовного учителя Вл. Соловьева. Возможно в этом отличии содержится ключ к пониманию того, почему отцу Александру промыслом Божиим было разрешено сделать то, что не удалось Вл. Соловьеву. Их взгляды на историю религии коренным образом расходятся: взгляд христианина–платоника и христианина–персоналиста.
Итак, все попытки искать истину, о которых мы узнаем на страницах четвёртого тома, не могли, по мысли отца Александра, удовлетворить настоящую тягу к вере. Хотя он отдаёт дань уважения той культурной подготовке человечества, которую дала миру Греция, греческий язык, всё то, что создало условия, необходимые для того, чтобы встретить апостолов, принёсших на эту землю «свет Нового Завета», тем не менее «человек, искавший живую веру, не мог удовлетвориться отвлечённой метафизикой», — заключает автор.
Но вот в это же самое время в другом месте, в Израиле, зазвучал голос пророков, обращённый к конкретному человеку и возвещающий о Боге живом…
Пятый том «Истории религий» отца Александра посвящён пророкам Ветхого Завета и называется «Вестники Царства Божия».
Кем обычно считают пророков? Чаще всего — провидцами, предсказателями будущего, а также теми, кто предвидел приход Иисуса Христа.
Но для автора шеститомника главный смысл служения пророков раскрывается прежде всего в свете Евангельского Откровения, ибо они были его предтечами. «Пролагая путь Богочеловеку, — пишет отец Александр, — они возвещали высокое религиозное учение, которое хотя и несравнимо с полнотой Евангелия, тем не менее остаётся жизненным даже в наши дни» [282].
Именно в этом причина того, почему пятый том стал у отца Александра центральным во всей «Истории религий». Эта книга завершает внутренний цикл шеститомника, посвящённый «осевому» историческому времени и Великим Учителям. Работа над этой книгой потребовала от отца Александра более всего времени и сил, возможно, из‑за того, что автор чувствовал особую ответственность перед этой задачей, а может быть, из‑за того, что по его словам, в семье духовных вождей человечества, действующих приблизительно в одно и то же время, «пророки стоят особняком» [283]. Писал батюшка эту книгу несколько лет, по ходу дела хорошо изучил древнееврейский язык, и все переводы ветхозаветных текстов в книге сделаны им самим.
Пятый том (так же, как и шестой) по стилю существенно отличается от предыдущих книг религиозной эпопеи. Если предыдущие тома — это преимущественно статичные картины, то повествование пятого тома насыщено поистине кинематографической динамикой. Перед читателем проходят перемещения народов, движения войск, он видит осады городов, заговоры правителей, строительство крепостей, торжественные богослужения. Безусловно, пятый том — один из наиболее сильных в литературном отношении.
И ещё одна особенность повести о пророках: если в остальных томах автор раскрывает свой замысел, в основном, через личные портреты гениев — мыслителей, основателей религий, то в этой книге перед нами проходит целая плеяда проповедников, «сменяющих друг друга на протяжении столетий» [284]. Но, сменяя друг друга, пророки не зачёркивали религиозный опыт предшественников. Взятые в совокупности, различные аспекты проповеди пророков создают стереоскопическую картину или, как говорил отец Александр, «единый образ Сущего» [285]. Разглядеть этот бесконечно любимый Образ самому и дать прикоснуться к нему читателю — вот та сверхзадача, которую ставит перед собой отец Александр в пятом томе.
С этой задачей непосредственно связана тема, которая, по всей видимости, больше всего интересовала самого отца Александра, — тайна профетизма, тайна отношений пророков с Богом. Эта тайна, пишет отец Александр, не может быть разрешена ни «ссылками наличный гений», ни в плане историческом
