Отдых на свежем воздухе - [64]

Она встала со скамьи, протянула ему руку:

– Идемте, скоро открытие бала, и я хочу, чтобы мы танцевали весь вечер. Хоть это нам с вами дозволено – так давайте пользоваться тем, что дозволено, так полно, как только это возможно.

И Оливио последовал за ней, чувствуя себя счастливым и полностью свободным от тяжести прошлого.

Страстная месть

Паладин Анхель, конечно, никому не рассказывал о том, что случилось с ним в канун Ночи Духов в парковом лабиринте. Ну то есть как… В объяснительной записке, которую он написал старшему паладину Джудо Манзони, конечно, пришлось изложить всё как есть. Без подробностей – Анхель сомневался, что такие подробности Манзони будут нужны – но все же пришлось написать прямым текстом, что сид из двора Кернунна его, Анхеля, в том лабиринте соблазнил и отлюбил, потому что он, Анхель, не соблюдал обеты. Манзони наверняка поделился этим со старшими паладинами – Анхель даже представлял себе, как Ринальдо Чампа в лицах зачитывает эту записку вслух в старшепаладинской гостиной. Так-то и Чампа, и остальные старшие паладины никак и ничем не показывали, что знают эту постыдную тайну, но Анхель чувствовал – знают. И это не давало ему покоя. Стыдно было не от того, что его трахнул другой мужчина, а от того, что он, паладин, попался на сидские чары, притом исключительно по собственной дурости!

Анхель уже полгода с тех пор ревностно соблюдал обеты и замаливал грехи, проводя молитвенные бдения каждую третью ночь. Дева смилостивилась над непутевым своим посвященным и постепенно мистические силы и способности к Анхелю вернулись, он уже не шарахался от заданий, связанных с их применением, и вроде бы даже старший паладин Манзони стал на него смотреть без насмешки. Ну, по крайней мере Анхелю так хотелось думать.

И когда Анхель сообразил, что он снова стал полноценным паладином, его начала одолевать мысль о мести тому похабному сиду. Сначала Анхель эту мысль старательно прогонял, но постепенно она становилась всё более назойливой. Наконец Анхель не выдержал, пошел в библиотеку Корпуса и принялся там рыться в книгах, выискивая описание призыва сидов. Время было позднее, и никого из кадетов и младших паладинов здесь не было, так что он спокойно перелопатил три кодекса и пять томов разных записок, пока не нашел нужное. Вообще-то он теоретически знал, как надо призывать высших фейри, но хотелось, чтоб наверняка. Найдя что искал, Анхель уже хотел было мчаться в парк, чтобы в том же лабиринте призывать сида, но сдержался. И, дождавшись увольнительной, вечером отправился будто бы на прогулку в старый городской парк. Товарищи, увидев, что он идет гулять при мече и в полном снаряжении, да еще на ночь глядя, удивились, но спрашивать не стали, зачем это ему. Хотя Анхелю показалось, что Габриэль многозначительно хмыкнул, а Донателло сделал странный жест, словно собирался покрутить пальцем у виска, да сдержался.

Призывать сида Анхель собирался в самом заброшенном углу парка – за большим прудом с тремя мраморными рыбами. Он знал, что это место иной раз используют для дуэлей или просто мордобойных разборок, но надеялся, что именно сегодня там никого не будет. Специально попросил увольнительную в будний день.

Надежды оправдались – здесь было пусто, да и вообще вечером четверга в парке народу немного. И хорошо. Анхель выбрал на берегу пруда местечко поровнее и принялся на мелком гравии чертить мечом круг и знаки призыва, то и дело заглядывая в бумажку, на которую перерисовал из книги все нужные схемы. Честно сказать, он не был уверен в том, что будет делать, когда призовет сида. Точнее, уверен был только в одном: призовет сида и хорошенько ему наваляет. И заберет у него его рогатую маску – будет первый пристойный трофей в коллекции Анхеля… то есть – вообще первый трофей.

Когда круг призыва был начерчен и всё устроено как следует (Анхель по три раза всё перепроверил), паладин положил в центре жертвенный дар – купленный по дороге кулек анконских пряников. Не пожалел, купил самые лучшие – печатные, с имбирем и корицей, да еще и с начинкой из апельсинового варенья.

В Фейриё среди высших фейри денег нет, но есть сложная система взаимных обязательств. Чем больше у фейри тех, кто ему обязан, и меньше тех, кому обязан он, тем этот фейри богаче и уважаемей среди своих. Репутация тоже важна, и зарабатывается она точно так же, только тут в счет уже идет то, что ты сделал для своего клана или тех, кому твой клан служит. Потерять репутацию очень легко, достаточно чем-то не угодить своему вождю или еще кому-нибудь могущественному. Могут и изгнать – на срок или навсегда. По крайней мере в клане Аркха, или Дворе Кернунна, как его называли люди, дела обстояли именно так.

Моэньи Луасадх Аркха очень долгое время считался одним из любимцев Кернунна, по крайней мере своему внуку тот прощал многое… Но когда завистники нашептали королю, что Моэньи не просто шляется по Универсуму, а посмел сделать ребенка людской женщине, терпение Кернунна кончилось. Он призвал внука, устроил ему разнос за то, что тот так небрежно обращается с королевской кровью, и велел ему двадцать лет на глаза не показываться и вообще не появляться в пределах владений Аркха. Такое изгнание простому сиду было бы большим испытанием и, возможно, даже привело бы к концу его бытия, но у Моэньи имелось достаточно обязанных ему среди тилвит-тегов, благих и сумеречных альвов, и даже среди сидов других Дворов, потому он не особенно обеспокоился, на дедушкины гневные речи только хмыкнул да и был таков. Капитал обязательств у Моэньи был очень большой, так что каких-то двадцать лет можно было ни о чем не думать и жить в свое удовольствие.