Отцы-командиры Часть I - [11]

Оговорюсь сразу: у хуторян в массовом порядке раскулачивание не проводилось Были раскулачены несколько семей, имевших граммофоны, но давно прятавших на чердаках эти «вещдоки» своей зажиточности от соседей и близких. Хотя хуторяне в 1932 году получили на трудодни гораздо меньше, чем в предыдущие два года, но могли бы как-то прожить до нового урожая. Однако нагрянувшее большинство родственников, бежавших из станицы от голода, быстро помогли прикончить все наши запасы и тоже обрекли хуторян голодать. Полевая затируха для многих колхозников явилась основой выживания. В тот голодный год эта пища была деликатесным блюдом, если учесть, что рядом на большаке у ручья умирали опухшие от голода странствующие пришельцы из южных областей Украины. Они несли в заплечных сумках всевозможные домашние носимые вещи, которые хотели обменять в горных аулах Карачаевской автономной области на любые продукты или хотя бы на кукурузу. До железнодорожной станции Невинномысская они ехали поездом, а далее около ста километров шли в горы пешком большаками и, когда им оставалось всего 12–15 километров до «финиша», их покидали силы у ручья. Чтобы утолить голод, они пили воду из ручья. Наступала водянка истощенного организма, и люди умирали.

Были и такие, кто, добравшись до вагончика, просили бригадира дать им тяпку и работали только за еду, проживая тут же, в вагончике. Они выжили в то голодное лето.  

Два брата и сестра из Николаевской области Украины прибыли на хутор вконец истощенными и предлагали матери обменять предметы одежды на продукты, но мать смогла дать им только по две картофелины, сваренных в мундире. Они оставили расшитое льняное полотенце. Председатель приютил их в колхозе. Галя была бухгалтером в конторе, один из братьев был назначен заведующим избой-читальней, а второй работал в бригаде. Все трое пережили лихолетье и через год вернулись в родное село.

Мальчишки моего возраста все лето работали погонышами на лошади, запряженной в конный однорядный культиватор. По той нашей бедности мы не только не имели седел, но и попоны, чтобы постелить на спину лошади, поэтому несколько первых дней натирали себе ягодицы до крови. Привычное занятие для казачат, езда на лошади, превращалось в утомительный труд в летнюю жару на солнце. Однако нам полагался «приварок» и двести граммов хлеба (взрослым по 300 граммов). Кроме того, каждому из нас начислялось по полтрудодня. Считалось за признак хорошего тона сохранить краюху хлеба и принести домой бабушке, которая болела малярией. Только в редкие выходные или праздники мы могли покупаться в жару в речке. В сильно жаркие дни бригадиры тоже иногда отпускали после обеда всех к речке на купание. Бежали все бегом, на ходу снимая одежду. Мы, мальчишки, скакали каждый на своей лошади, так как и кони трудно переносили зной и стремились, как и люди, в воду. Читатель поверит мне на слово, что купальных костюмов в то время не было и в помине ни у мужчин, ни у женщин. Никто даже не знал, что существуют трусы или трико. Купались в реке и в бане, как ныне это делают нудисты. Люди моего поколения, просматривая ныне эротические сцены на экране телевизора, возмущаются. Но стоит мне напомнить те времена, и многие соглашаются с тем, что и у нас «это» было, но вынужденно, так как негде было купить, да и не за что.

Именно в этом году я закончил четвертый класс под началом заведующего нашей начальной школой Петренко Петра Артемовича. Во втором и третьем классах наш класс вела София Сидоровна, мало примечательная учительница, которая понимала, что все мы последуем примеру наших отцов, которым образование как бы ни к чему. Иначе к  этому отнесся Петр Артемович Петренко. Понимая, как низок уровень нашей подготовленности, он много сделал, чтобы в выпускном классе начальной школы нас «поднатаскать» в пятый класс. Но все его потуги оказались тщетными. Из двенадцати выпущенных из четвертого класса только один я настоял на продолжении учебы в пятом классе в станице. Все остальные начали работать дома и в колхозе, а одноклассница Ирина Щербакова уже через год вышла замуж. Таков был возрастной диапазон учащихся в те годы. С четвертого класса через год в невесты...

Трудный, голодный 1933 год не только не нарушил планов председателя, а кое в чем ускорил их выполнение. С первого созревшего ячменя сделали обмолот зерна — на колхозной мельнице намололи муки и выдали как аванс каждой семье. Видимо, это нарушало партийный лозунг: «В первую очередь — государству, потом — коням, а после — нам». Об этой первейшей заповеди писали все газеты и призывали лозунги в клубе и бригадных вагончиках. Человеческая жизнь ценилась дешевле, чем лошадиная. О том, что председатель нарушил этот закон, знали только хуторяне и не распространялись, так как колхозники понимали заботу председателя о своих тружениках и отвечали на это трудолюбием. О размахе того голода в стране, охватившего все южные области Украины и Кубань, долго умалчивалось, так как погибли пять миллионов человек. Были отмечены неединичные случаи каннибализма, о чем тоже сообщалось в нынешней прессе. В 1938 году, когда я уж был заведующим районной библиотекой, один из читателей, работавший в милиции, показывал мне фотографию двоих сестер с сыном. На столе, стоявшем перед ними, были два черепа и стояли тарелки со студнем, приготовленным из трупов умерших от голода своих родителей.