Отчий сад - [108]

Обычно она сначала обещала деньги, но после страстной и бурной ночи вопрос о вознаграждении если и возникал, то только как шутка. Николаева инстинктом чуяла неплохих парней.

note 321 И она встала, кошачьей походкой подошла к стойке и, с небрежной неловкостью взяв протянутый ей фужер с минеральной водой, тут же уронила его. Фужер разбился. Парень присел, чтобы собрать с пола осколки и, подняв к усмехающейся Николаевой лицо, встретился с ней глазами.

— Если хочешь попозировать художнику, поехали сейчас со мной, — сказала она глуховатым голосом, глядя в его расширенные зрачки. Через час они были уже в поселке. Сторож — старик из соседнего дома, который получал от Николаевой за работу пятерку в месяц, быстро ретировался, когда машина въехала в автоматически поднявшиеся ворота. Цвели яблони — сад был старый, стволы и ветки яблонь казались черными, и среди графической черноты так пронзительно и обещающе белели яблоневые цветки.

Старик не осуждал одинокую художницу: деревня, в которой он родился, вырос и жил, прощает человеку все, идущее от природы, и с подозрительностью воспринимает мятущийся человеческий разум.

И старик, мельком увидев молодое мужское лицо за стеклом машины, просто подумал: а что еще делать одинокой бабе, природа, она того и требует…

Николаева пошла в душ, попросив парня (звали его Максимом) разжечь камин в гостиной.

В ванной комнате она вставила в розетку штепсель, чтобы подогреть холодный кафельный пол, и включила воду: под сверкающим потоком на несколько минут можно было от всего отрешиться… вспомнить… вспомнить… или забыть…

У Дмитрия был когда-то приятель — писатель из андеграунда, выползший оттуда прямо в Штаты, где давно бросил литературу, имел обеспеченную жену и жил на проценты наследства, доставшегося ему от какого-то одинокого родственника.

Митька любил друга, а друг его когда-то был влюблен в Митину сестру. Года два назад он прислал Митяю по

note 322 электронной почте письмо с признанием в вечной любви к Натали и собственным стихотворением, которое написал в юности, еще не спустившись в андеграунд, а скользя на легкой лодочке по дачному подмосковному пруду.

— Любовь — это миф, — сказала Катерина тогда, читая на компьютерном экране стихотворные строчки, — для меня любовь — это порыв, страсть, а потом… потом скука. Но стихотворение она перекинула себе на карманный компьютер, а потом написала его на стене своей спальни

— так называемый «дутый стиль» граффити, почерпнутый с заборов возле электричек, она несколько растянула и уменьшила размер букв, получилось красиво.

Каждый, кто попадал впервые в ее спальню, оформленную в стиле минимализма — с огромной кроватью и шкафом-купе, почти не отличимым от стены, отделанной дорогими панелями, — буквально застывал, читая на стене, в которую упиралось изголовье кровати, это стихотворение:

Сквозь бледный рассвет, усыпляющий нас, Чехлы темно-синие снявший с предметов — Как музыка юности, моря и лета — Плеча золотистого легкий соблазн.

Прохлада потоком катилась на нас — Над нежной кроватью пространство светлело, Плечо золотистое тихо тускнело — Пока его свет для меня не погас.

А что же осталось? В далекой глуши, Куда, незнакомые, мы залетели, Два сердца с беспечной печалью пропели Про несовместимость души и души.

И сейчас, когда смуглый Максим зашел в ее спальню, он повторил в точности все, что здесь бывало до него:

note 323 сначала застыл от удивления, увидев расписанную стихами стену, потом поэтические строки прочитал, перевел взгляд на хозяйку, стоящую с загадочной улыбкой в японском кимоно.

— Все тлен, — сказала она, кладя руки ему на плечи, — я сторонница философии мгновения!

А дальше, дальше — как любила говорить Катерина своей единственной подружке — визажистке Элле — хорошие скачки по прериям… А что, добавляла она, еле-еле шевеля ртом, чтобы не нарушить нанесенную на лицо маску, что еще такое секс? Это допинг, другими словами, хорошая встряска, которая снимает напряжение! У тебя, подруга, есть другое мнение?..

* * *

У подруги Николаевой, может быть, и не было другого мнения. Но вот у Дмитрия было. Было другое мнение и у Светланы. Но что может знать об этом вопросе старая дева, усмехнулась бы Катерина.

И вот, когда Катерина, пережив приятную встряску (ты даже не можешь себе представить, Элька, каким он оказался чудным, — делилась назавтра она со своей визажисткой), медленно пила кофе, а приятное тепло камина, точно собачий язык, лизало ее голые ноги; когда Дмитрий, закончив новую работу «Сон времени», устало сидел в кресле, ощущая время как некую иллюзию, созданную человеческой психикой, которую ему удалось поймать на полотне, и размышлял — не означает ли это, что иллюзию можно не только уловить, но и преодолеть?

Когда пришло лето, столь нелюбимое Пушкиным, томик которого всегда стоял у Анны Борисовны, бывшей Натальиной свекрови, возле кровати, а значит, можно было, наконец, съездить в Дом отдыха, что после Марфиной выходки, стало вполне выполнимым. Именно тогда Светлана, надев те самые туфли, которые ей жали, решила выйти за хлебом.

note 324 Она всегда была как-то не уверена в погоде: весной с трудом переходила на демисезонную одежду, а когда наступало лето и даже дети уже бегали в шортах и майках, все еще пугливо выбиралась на улицу в старых джинсах и свитерке.