Отчий дом - [13]

Мы сидели молча, и Настасья Петровна не заговаривала. Солнце выглянуло из-за туч и снова скрылось, показав, что дело идет к вечеру.

— Пора и нам собираться, — сказала Настасья Петровна, — пока-то мы еще к Аннам дойдем.

— Ты как будто на нас сон навела, — сказал Павел. — Видишь, и гость притих. Далеконько он забрался, долгий он путь проделал к нам. Да что же, Настасья Петровна, давай и собираться, нас там, пожалуй, заждались.

Когда мы пришли к Аннам, в доме нас встретили Анна-старшая с Марьей и Аня-учительница. Она собирала свои книги и тетрадки со стола, была смущена. Нас не стали ни о чем расспрашивать, а тут же отправили в баню. Павел тянул в баню, торопил, чтобы мы поспели к приходу гостей. А каких, не говорил, но я-то знал, что все дело в Елене, что и она теперь скоро должна появиться.

В бане сухо, жарко, чисто. Пахло березой и дубом. Воды было вдоволь.

— Вновь я посетил… тот уголок земли… — декламировал Павел, похлестывая себя по бокам веником березовым.

Я еще поддал из ковша на каменку, и все зашипело, задышало жаром.

— Хорошо, на славу! — поддержал меня Павел. — Ну и сходили мы с тобой… Я-то сомневался, думал, блажь у тебя какая-то в наших-то местах обосноваться, а теперь вижу, цель как будто у тебя серьезная, а? — он явно шутил. Я же о другом думал, я боялся теперь встречи с Еленой, наверное, не хотел предстать в роли ухажера, я не хотел быть в этой роли, не играть сюда приехал.

Мы вышли из бани. Воздух в саду был упоителен, полон последних запахов осени, луна в красных про-жилах висела на горизонте. В окнах дома горел свет, там ради нас собрались люди.

Мы шли по саду мимо вишен, мимо колодца с журавлем. Я отстал от Павла, оглянулся окрест. Вдруг какой-то запах, дуновение прохлады, прелость листьев напомнили мне детство мое: тишина ночи при свете звезд, и ветер шелестящий играет то теплыми, то холодными струями, и мы в страхе идем садами по теплой земле, ликуя от этого ночного страха…

— Ты чего стоишь? — послышался издалека голос Павла. — Пошли, застудишься.

Голос этот оборвал, нарушил прошлое, но и соединил теперь мое прошлое навсегда с этим садом, с этой местностью, с рекой, что текла где-то совсем близко, с этим домом.

Но самое удивительное было потом, когда я вошел в дом. Вы, может быть, не поверите, да я и сам поверить не мог — остановился на пороге, зажмурил глаза в первое мгновение. Это выглядело, наверное, смешно, когда снова открыл их, даже головой потряс, чтобы избавиться от наваждения: за столом сидела величавая Елена в соседстве с моим другом Савелием.

Каким чудом он оказался здесь, в этой деревне, рядом с Еленой?! Неужели и он бродил все это время рядом, где-то рядом? И случайно забрел сюда? Мы бросились друг другу в объятия. Елена улыбалась, глядя на нас.

Окрестность эта вокруг городка Мифодьева и была тем местом, куда я собирался в начале лета. Куда потом не хотел ехать. И куда все же привела меня судьба.

Вторая часть Имя, местность

Проснулись мы в стогу сена. Я и Мария. То была другая пора и другое время. Но когда же все-таки это было?.. Как будто бы летом, в зените его, тысячу лет назад. Как будто в другой жизни.

Стало вдруг холодно.

Наслаждайся глупостью, о молодость! Но замечай время. Возлюбленные, вы, которые пересекаете горы и моря… Любите, как вам вздумается. Но замечайте время.

Я помню, мы проснулись в стогу сена…

Мария не захотела сразу ехать ко мне, в мой деревенский дом. И ее можно было понять. Тогда, в начале нашего пути, я сбежал от нее…

Мы спали крепким сном и проснулись. Мы были в поисках деревни, которая приютила бы нас. И так, в этих поисках, мы заснули, найдя стог сена, — нас застала, захватила нега, томление, дурман трав… А что было дальше, не помню. Очнулись от звуков и холода рассвета.

То, что было сном, было сном, а мы уже брели дальше, по росе, в поисках того, что называлось уединением.

Мы вместе увидели. Дом стоял в стороне от деревни. На отшибе. У самого озера. Место было восхитительным, уединенным: дом громадный, из серебряных теперь сосен в обхват — со светелкой, балконом, с флюгером вертящимся. Тихо кругом и безлюдно. Мы прошли сенями, коридорами, лесенками… И, отыскав в темноте дверь, вошли. Две женщины оглядывали нас с головы до ног и с ног до головы, присматриваясь к Машиному мятому платью и мятым моим брюкам. Маша вскинула голову, потом подняла руки. Она как будто хотела дотянуться до потолка, который здесь был невысок, до связок золотистого лука. Старуха сидела в глубине, там, где в проеме окна висела коса. Дом, казалось, был объят то ли кузнечным, то ли плотницким духом — серпы, клещи, рубанки, стамески, цепи… Всего этого было не счесть. Другая женщина, в ситцевом платье, еще молодая и статная, смотрела на меня, то расширяя, то сужая глаза. Крылья носа ее были четко очерчены. Влажные пухлые губы медленно раскрылись. «Будьте гостями», — услышал я ее голос.

Бабка тут же поднялась плавно и скрылась за печью, загрохотала железным совком, а отдалось медью.

Женщина встала, изогнувшись, легко, как рысь, оказалась подле Маши и провела рукой по ее плечу.

— Хорошая ты. Легкая. Как голубка. Будьте гостями. Располагайтесь…