Отчет Брэдбери - [103]

— Вы встаете с постели?

— Иногда.

— Тогда вы сможете пройти в гостиную. Послушаете, о чем я буду говорить с Анной.

— А Алан?

— Разумеется, — кивнул он.

Алан не спал и не нуждался в приглашении. Он взял на себя миссию защищать Анну от Высокого. Не снимая темных очков, он с непроницаемым видом сел рядом с ней на диване. Было очень жарко, но я надел поверх пижамы халат. Когда мы все собрались, Высокий сказал Анне следующее (и, поверьте, без всякого удовольствия): нам придется уехать из Калгари в конце сентября. Анна, должно быть, ожидала чего-то подобного и сказала, что это невозможно. Меня нельзя перевозить. Высокий ответил, что понимает это. Он договорился о том, чтобы нам разрешили остаться на дополнительный месяц — таким образом, мы получили четыре месяца вместо трех, как было раньше. Он дал нам столько дополнительного времени, сколько мог. Он уверял, что при этом подвергает непозволительному риску наши жизни и свою собственную жизнь, а также все дело. Когда настанет время, сказал он Анне, вам и клону придется оставить Рэя здесь.

— Кто-нибудь из организации переедет сюда и будет следить за его нуждами, пока он не закончит отчет.

Анна сказала, что отказывается меня оставлять.

— У вас есть выбор, — ответил он ей.

Она может остаться со мной или уехать с Аланом. Он не сказал, куда они поедут, но, судя по всему, их направляли куда-то в Британскую Колумбию.

(Я не буду жить возле моря.)

— Я не оставлю Рэя, — сказала Анна.

— Выбирать вам. Просто знайте: если решите остаться, нам придется забрать клона.

— Я тоже не уеду, — сказал Алан.

Меня тронуло заявление Алана, хотя я понимал, что им движет скорее беспокойство за Анну и ее проблемы (если бы он сумел отказаться, ей бы не пришлось делать выбор), чем желание остаться со мной.

— Я не уеду, — повторил Алан.

— Все в порядке, Алан, — сказала Анна. — Не надо волноваться. Мы что-нибудь придумаем.

Алан встал, приблизился к Высокому и остановился прямо перед ним:

— Я не поеду.

— Алан, — велела Анна. — Вернись. Сядь сюда.

— Я тебя не боюсь, — сказал Алан.

Его голова доставала Высокому до груди, и рядом с ним он выглядел маленьким и бессильным.

— Тебе и не надо бояться, сынок.

— Я тебе не сынок, — заявил Алан. — Я ничей не сынок. Я не боюсь.

— Тогда сними эти чертовы очки, — велел Высокий. — Дай мне взглянуть тебе в глаза.

Алан снял очки и смело посмотрел на Высокого:

— Ты видишь мои глаза?

— Вижу.

— Я не боюсь.

Высокий пристально разглядывал его.

— Я вижу.

— Мне все равно, умру я или нет, — сказал Алан. — Ты это знал?

— Нет, — ответил Высокий.

— Тебе все равно, умрешь ты или нет?

— Нет, не все равно, — сказал Высокий.

— Значит, ты должен меня бояться.

— Может быть.

— Я знаю, чего ты от меня хочешь, — заявил Алан. — Я знаю, чего ты хочешь. Я этого не сделаю. Я не сделаю этого для тебя.

— Не сделаешь?

— Нет, — сказал Алан. — Я этого не сделаю.

— Сделаешь, — ответил Высокий. — Поверь мне. Ты это сделаешь.

— Я тебе не верю.

Высокий положил руку на плечо Алана. В этом жесте не было ничего грубого или угрожающего. Алан вывернулся из-под его руки.

— Молодец, сынок, — сказал Высокий. — Хорошо сказано. Хорошо сделано. — Он повернулся к Анне. — Отдаю вам должное. Вы отлично потрудились. — Он посмотрел на меня. — Вы оба.

Вечером, когда Алан лег спать, я сказал Анне, что горжусь им. Я видел, что Анна взбудоражена. Она оставила включенной духовку, пролила молоко, не закрыла дверцу холодильника, забыла спустить воду в туалете. Все это было на нее совершенно не похоже. Она рявкнула на Алана из-за какой-то мелочи (не помню, из-за чего) и впервые за все время отправила его в комнату. Я хотел сказать что-нибудь позитивное о том, что произошло.

— Ты им гордишься?

Мы лежали в постелях, выключив свет.

— Да. Горжусь.

— Кому нужна твоя гордость? Что она может изменить? Если я потеряю тебя, Рэй…

— Так или иначе, это произойдет.

— …Мне придется потерять всех и все, что я любила. — Она тряхнула головой, словно отгоняя дурные мысли. — Тебе этого не нужно знать.

— Послушай, Анна. Нет никакой пользы, никакой особой добродетели в том, чтобы оставаться со мной. Алан — вот кто в тебе нуждается.

Я тоже в ней нуждался и нуждаюсь, хотя она может дать мне намного меньше, и мои нужды, какими бы они ни были, вскоре исчезнут. Я ей так и сказал.

— Я тебе нужна, — проговорила она.

Я не настолько бесчувственный, чтобы не понять, что она хотела сказать.

— Нужна.

Я был рад, что не вижу ее лица.

Она заявила, что не может сказать, как поступит, но мы оба знали — когда настанет время, она уйдет.

На следующий день снова было жарко. На улице все раскалилось, но находиться в квартире было не намного легче. Нас вконец измотала эта необычная для Калгари, неумолимая жара.

Впрочем, это не совсем так. Я как будто не замечал жары. То, что сказал Высокий, не меняло моих перспектив. Вполне вероятно, что я умру до конца сентября, и Анна, лишенная необходимости выбирать, поедет с Аланом в Британскую Колумбию, куда их собирались отправить. Было трудно понять, как себя чувствует Алан. Он говорил еще реже, изъяснялся короткими предложениями. Целыми днями молча лежал, растянувшись на спине на кровати Анны. Я никогда не знал, смотрит ли он на меня, наблюдает ли за тем, как я работаю (предлогом его присутствия было то, что он якобы помогает мне с отчетом.) Теперь он всегда носил зеркальные темные очки. Он выходил в них к завтраку и не снимал (если вообще снимал) до тех пор, пока не возвращался вечером к себе в комнату. Анну же вконец измотали, иссушили (насколько я ее знаю) попытки найти решение проблемы, которая, впрочем, вскоре решилась самостоятельно.