Отчего бывает радуга - [15]

- А может быть, третий? - спросил Борис. - Ну-ка вспомни.

- Да нет! Нет, нет!.. - с выражением непередаваемого раскаяния на лице, с жаром возразил он и поднял лежавший у его ног тощий рюкзак. - Дурость попутала. Ошибся, сам не рад... - Он невольно протягивал рюкзак Борису.

- Зачем он мне? - сердито спросил Борис. - Сам доставай!

Мужчина расстегнул на рюкзаке два ремня.

- Парни, не увозите меня...

- Куда? - спросил Борис.

- Ну в милицию...

- Сам доедешь. Никуда теперь не денешься.

Мужчина что-то вытаскивал, но рюкзак поднимался вместе с поклажей. Даже наклонившись, мы не могли понять, что это у него там такое. Да как раз троллейбус подкатил к остановке. Одни пассажиры выходили и нам мешали, а мы им; другие стали заходить.

Наконец он за черное крыло вытащил огромную мертвую птицу.

- Что это? - спросил Борис.

- Черный лебедь, - промямлил мужчина. - Лебедь...

- Где ты его убил?

- На водохранилище.

- Зачем?

- Страсть одолела... И сам теперь не пойму и не рад. Вишь, запах уже пошел... Сам уж не рад. Понимаете ведь: страсть!..

Я взял черного лебедя за огромные крылья, поднял перед собой. Повисшая на длинной вялой шее голова птицы почти касалась моего пояса.

- Вот полюбуйтесь, - возлагая огромную мертвую птицу на руки браконьера, громко сказал я, - посмотрите, что совершил на водохранилище этот любимец фортуны. Вчера он, после своего выстрела, ясными, застенчивыми глазками видел, как лебедь встрепенулся и склонил гордую шею...

Подняв брови, сморщив лоб, любитель природы заискивающе улыбался.

Троллейбус затормозил, забрякала, открылась дверь. С передней площадки сошло несколько пассажиров...

И вдруг я увидел, как на задней площадке, вспыхнув ярким ниготковым цветом, кто-то стал поспешно пробираться навстречу входящим пассажирам. Не успел еще он, отчаянно барахтаясь, извиняясь и переругиваясь, вытесниться из троллейбуса, как я с изумлением увидел, что мимо троллейбуса бежит та золотисто-лимонная девушка, которую я видел уже несколько раз, которая меня очень занимала и которая была неуловимой для меня, словно солнечный блик на волнах. Прямо перед кабиной троллейбуса, помигивая бесцветным левым фонарем, стоял автобус.

- Борис, - кивнув на браконьера, бросил я, - вынужден вас оставить. А ты этому стрелку удели немного времени и внимания...

Из душного троллейбуса я выпрыгнул на раскаленный асфальт. Жара лишь только что начала спадать.

Автобус был переполнен. Для двух-трех пассажиров и для золотисто-лимонной девушки не находилось места. Они тщетно теснились у незакрывающейся двери.

Не обратив на меня ни малейшего внимания - он меня просто-напросто не видел! - Ниготков пробежал мимо троллейбуса и остановился перед дверью автобуса. Он что-то сказал золотисто-лимонной девушке. Она вскинула брови, коротко, презрительно засмеялась и отвернулась.

Когда я увидел эту девушку так близко, увидел ее улыбку, в голове у меня затуманилось, открытое пространство вокруг нас стало каким-то большим и прозрачным, а фиолетово-сиреневый Ниготков совершенно ничтожным в нем...

Я посмотрел на свои руки. Они были палевыми, с сильным розовым оттенком.

Автобус укатил.

Я поднял глаза и увидел, что сиреневый Ниготков и девушка о чем-то говорят. Ниготков был возбужден. Я ненавидел его. В ответ на его слова на лице девушки то и дело появлялась насмешливая, но какая-то совершенно беззащитная, открытая улыбка. И с этой улыбкой она обозревала карнизы домов, вершины деревьев, нехотя, односложно отвечала на вопросы. Я видел, что эта насмешливая и дерзкая школьница, ученица девятого или десятого класса, стоит на каких-то ужасных весах. Может быть, стоило только на ту чашу весов, где она стояла, упасть кленовому листику, и чаша с ней полетела бы вниз. Хотя я совсем не знал, о чем они говорят, все равно Ниготков раздражал меня, был мне отвратителен. Если б он повернулся и увидел меня, я, наверное, бросился бы на него и поколотил... А ведь он уже жаловался на меня: что я к нему придираюсь почему-то, что у меня к нему какая-то неприязнь... Я с этим Ниготковым уже не раз попадал впросак.

Но произошло другое: не он меня увидел, а она.

Она перехватила мой взгляд и вдруг вся переменилась. И золотистый цвет ее тела был настолько сильным, что топтавшийся в двух метрах от нее сизовато-фиолетовый Ниготков выглядел как полумесяц.

Я стоял и не знал, что мне делать. Вид у меня, наверное, был очень глупый.

Подошел другой автобус, полупустой.

Сдержанно улыбнувшись, она снизу, искоса взглянула и громко Ниготкову сказала:

- До свидания. Передать привет?..

- Не надо... - промямлил Ниготков, ладонью растирая шею.

Она вбежала в открытую дверь и уже сидела в полупустом автобусе. Я стоял на раскаленном асфальте. Жаркое вечернее солнце жгло затылок. Мне казалось, что там, в автобусе, не она, а палящее солнце ослепительно отражается в огромном автобусном окне. В глазах у меня замерцал какой-то свет, какой-то неизвестный мне цвет. Странный цвет!.. Казалось, я легко парил среди облаков под синью неба, над изумрудной землей - перед глазами был какой-то тревожно-приятный цвет, цвет легко летящей радости... Не знаю, какая сила смогла меня удержать, и я не влетел, не ворвался в открытую дверь все еще стоявшего автобуса. Может быть, из-за этой сливы Ниготкова.