Отчаянное путешествие - [67]

Шрифт
Интервал

Утром, выйдя наверх, я увидел страшную картину: мачта снова упала, осталась лишь бизань, грот и передние паруса валялись на палубе, ванты и штаги волочились по воде за яхтой, как спутанные волосы, когда яхта боролась с ветром и течением, тщетно пытаясь подойти к острову. Такелаж, и без того потрепанный, не выдержал. Теперь мне вновь предстояла тяжелая работа: поставить на место мачту и привести в порядок снасти. Между тем, откачивая воду, я вконец обессилел. Тяжелая работа страшила меня. Но все же я выпил воды и взялся за дело.

Вытащив мачту из воды, я подпилил ее обломанный конец и затесал его; теперь мачта имела всего десять футов в длину. Потом я укоротил ванты и штаги, готовясь поставить мачту на место. Эта работа так меня утомила, что я вынужден был прилечь.

Наконец я приступил к самому трудному. Держа мачту как можно прямее, я изо всех сил попытался вогнать ее в гнездо, но промахнулся на какой-нибудь дюйм и потерял равновесие. Мачта скользнула по стене рубки и с грохотом упала на палубу. Мне снова пришлось отдохнуть.

На этот раз я залез на крышу рубки и ухватился за мачту, стараясь опустить ее прямо в гнездо, но не смог подвести ее ближе, чем на шесть дюймов. Силы покинули меня, я не мог держаться на ногах, сполз с рубки и, тяжело дыша, свалился на палубу.

Я подумал, что если еще укоротить мачту, она станет легче и установить ее будет не так трудно. Но тут же я отказался от этой мысли, так как нельзя было сокращать парусность. Грот, даже на мачте длиной в двенадцать футов, был меньше кливера и походил на наволочку. Спустившись в каюту, я упал на койку.

Вскоре я почувствовал себя бодрее и вышел на палубу. Однако еще две попытки установить мачту окончились неудачей. Во второй раз я промахнулся почти на целый фут. Усталость и отчаяние овладели мной. Бросив мачту, я спустился вниз.

Проснулся я только после полудня все еще не оправившись от усталости. Но глоток воды влил в меня новые силы. Поставив флягу на место, я вспомнил о примочке, открыл флакон, понюхал – он издавал отвратительный запах. Запрокинув голову, влил себе в рот порядочную порцию. Закрывая флакон, я почувствовал, как по моему телу словно пробежал электрический ток.

Помню, как я поднялся на палубу и, не сознавая, что делаю, схватил мачту, как тростинку, и вставил ее в отверстие. Затем я за какой-нибудь час без всякого труда закрепил мачту, натянул ванты и штаги, поднял все паруса, положил руль под ветер п привязал румпель.

Я почувствовал необычайный подъем и даже испытывал желание прыгнуть в воду и показать какой-нибудь акуле, где раки зимуют.

Без грота яхта ползла как улитка, но теперь, слегка накренившись под южным ветром, она снова набирала скорость. Немного погодя она уже делала около узла.

Следующие два дня я спал по восемнадцати часов, просыпаясь только для того, чтобы поработать у помпы и выпить несколько глотков воды. Кошмары больше не мучили меня, мной овладело чувство полнейшего безразличия, я превратился в сломанный робот, способный выполнять лишь несколько простейших операций.

Когда я, наконец, очнулся от спячки, это не было возвращением в нормальное состояние. После мучительной возни с мачтой я уже не мог стать прежним. Работа у помпы превратилась в пытку, я с тоской вспоминал о том времени, когда стоило мне качнуть ее раз пятьдесят – и в трюме становилось сухо. Теперь мне приходилось качать поочередно то одной, то другой рукой, посреди работы я останавливался и ложился на палубу, чтобы передохнуть.

12 октября, когда я спал в каюте, судно вдруг вздрогнуло от толчка. Если бы яхта задела риф, толчок был бы сильнее. Должно быть, решил я, судно налетело на уступ скалы. Я поспешил на палубу, напрягая последние силы, и огляделся.

Перед самым носом яхты воду рассекал большой острый плавник, не похожий на те, которые я видел раньше. Видимо, в стае, неотступно следовавшей за яхтой, появилась новая акула. Она подплыла к корме, потом без малейшего страха легко и свободно скользнула вдоль борта.

Доплыв до середины яхты, она всей своей массой обрушилась на борт. «Язычник» содрогнулся. Акула метнулась прочь, потом возвратилась снова. Увидев, что я двигаюсь по палубе, она подплыла совсем близко и уставилась на меня своими маленькими, как у свиньи, глазками, словно размышляя, что ей делать дальше.

Мы глядели друг на друга и, вероятно, думали об одном и том же: каждый соображал, как бы съесть другого. Свирепая морская хищница и худой измученный человек готовились к борьбе.

Меня охватило какое-то странное чувство. Вот он, счастливый случай! Ни одна из мелких акул не осмеливалась подплывать так близко. Беспечность хищницы давала мне преимущество – я мог нанести ей удар гарпуном. Только вот беда – гарпуна у меня не было. А маленькая острога акуле не страшнее зубочистки. Но я не сомневался, что найду выход из положения.

Нужно было отыскать что-нибудь подходящее и сделать тяжелый гарпун. Я знал, что если сумею задеть какое-нибудь жизненно важное место, акула не уйдет. Ее мяса и крови мне хватило бы до Новых Гебрид. Ведь в ней не меньше кварты крови – этого достаточно на целых пять дней. Я уже чувствовал, как в меня вливаются новые силы. Полтонны сушеного мяса! А когда еды вдоволь, можно обходиться четвертью пинты воды в день. Борьба предстояла жестокая, но я знал, что могу одолеть акулу.