Отчаянное путешествие - [48]

Судя по тому, что ветер так долго не менялся, ураган шел прямо на меня. Поэтому я предположил, что мне предстоят три фазы: сначала свирепые ветры опасного сектора; потом безветрие в центре, куда со всех сторон сбегаются гигантские волны, тесня и захлестывая друг друга; и, наконец, наименее страшная зона, или «хвост» урагана.

Убедившись, что на палубе все в порядке, я закрыл люк и вернулся в каюту. Упираясь рукой в низкий потолок, я осветил фонарем душное помещение. Затем лег на койку и впервые привязал себя.

Часа через два яхта затряслась под натиском ветра и волн так сильно, словно началось землетрясение. Очевидно, то был первый вихрь урагана.

Через некоторое время, неизвестно в котором часу, яхта круто накренилась, рыскнула в сторону и резко вздрогнула. Развязав веревку, я соскочил с койки и выглянул на палубу. Штормовой парус не выдержал и был разорван в клочки.

Пришлось снова выйти на палубу. Я достал самодельный плавучий якорь, который смастерил после отплытия с Галапагоса, и вытравил его на тросе длиной около ста футов. Яхта удачно развернулась к ветру, хотя тяжелые валы с шумом перехлестывали через планширь.

Потом я спустился в каюту, опять привязался к койке и лег, прислушиваясь к каждому подозрительному скрипу и стуку, прорывавшемуся сквозь гулкий треск рангоута и рев волн. Я слышал, как вода с плеском перекатывалась по палубе, и каждый раз при особенно громком шуме сразу же настораживался. Больше всего я боялся за корпус яхты. Я научился следить за яхтой по малейшему шороху. За два с лишним месяца, даже во сне прислушиваясь к каждому звуку на судне, я мог теперь сразу сказать, откуда доносится шум и что он означает.

Очень тревожили меня шпангоуты – как-никак они служили уже двадцать шесть лет. Лежа в каюте и слушая, как стонет мое суденышко под натиском океана, я не мог поверить, что его обшивка служит уже столько лет. Несмотря на свой почтенный возраст, «Язычник» держался молодцом.

Около двух часов ночи я услышал гулкий удар – это лопнула ванта. Она застонала, подобно раненому существу. Я отдраил люк и выглянул наружу. Гигантские валы, подхлестываемые ветром, дыбились с обоих бортов. Ветер, усиливаясь, давил на меня.

Яхта резко уваливалась. Мачта ее описывала все более широкую дугу: под могучими порывами ветра она наклонялась так сильно, что чуть не касалась гребней волн.

Стремительно скатившись с очередной волны, яхта врезалась в следующую, содрогаясь под многотонным грузом зеленоватой воды. А когда нос выныривал на поверхность, по палубе катился целый каскад, низвергавшийся с кормы обратно в океан.

Очутившись между двумя волнами, яхта на мгновение оказывалась защищенной от ветра и резко выравнивалась. Потом она снова взлетала на гребень и под напором ветра почти валилась на бок. Я не мог удержаться на ногах. Когда на «Язычник» обрушивались огромные валы, гонимые ураганом, он подскакивал особенно высоко. Нос взлетал вверх, словно подброшенный динамитом, яхта резко кидалась в сторону, волны, захлестывая палубу, тянули ее вниз, а подветренный борт исчезал в океане. Потом яхта стряхивала с себя груз воды и катилась вниз с волны.

Лопнувшая ванта – передняя по правому борту – со свистом, как хлыст, рассекала воздух. Она как бы кричала об опасности, грозившей мачте, которая раскачивалась в бушующем мраке, удерживаемая только одной правой вантой.

Ветер сорвал у меня с головы вязаную шапочку и унес ее прочь. Вскоре я вымок до нитки.

Оглядев бушующий океан, я убедился в полной бесполезности спасательного пояса и тут же снял его.

Прежде чем выскочить на палубу, я обвязался прочной веревкой, а конец ее привязал к поручням рубки. Выждав, пока вода схлынет, я вылез из люка, захлопнул крышку, побежал на шкафут и растянулся на палубе головой к носу яхты. Ветер цепкими пальцами схватил полу моей рубашки, раздул ее, раздирая ее в клочки и отрывая пуговицы. Напрягая все силы, я удерживался на месте. Встать или хотя бы сесть на таком ветру было немыслимо. Когда я на мгновение поднимал голову, глаза начинали болеть, а волосы били меня по лицу.

Еще до урагана я протянул спасательный леер от носа к корме, пропустив его через ванты. Два других леера были протянуты вдоль бортов к румпелю. На этих леерах через каждые два фута были завязаны двойные узлы, за них я теперь хватался каждый раз, как очередной поток воды с шумом прокатывался по палубе.

Я подтянулся на несколько футов вперед и тут же уцепился за леер руками и ногами. Когда вода снова схлынула, я передвинул немного вдоль поручня конец, которым обвязался вокруг пояса, и опять продвинулся вперед. Двигался я, конечно, очень медленно. Наконец, я добрался до правых вант и осмотрел повреждение.

Оказалось, что ослабел талреп задней ванты. Качания мачты, описывавшей широкую дугу, натянули переднюю, более слабую ванту, уже поврежденную скатом, и она лопнула. Теперь мачту удерживала только одна ванта, которая не была достаточно туго натянута, поскольку развинтился талреп. Нагрузка на нее была огромна, и я знал, что долго она не выдержит. Всякий раз, как корма яхты подымалась, а нос врезался в волну, мачта, казалось, готова была переломиться у основания.