Отцеубийцы - [27]
– Да я понял, понял: курение для убогих! «А что скажет Редрих?» – Лотто умел пародировать угрюмый голос Рейнара, как никто другой – поразительно точно и оттого особо унизительно. – Пойдем, просто посидишь с нами, попьешь чай. Это же мой день рождения, ну!
С укоризненным вздохом Рейнар сдался и позволил младшему брату утащить себя в терпкий мрак курильни.
Гости Лотто уже расположились в одном из залов. Окна здесь были открыты, но воздух пропускали слабо, и лица молодых вельмож утопали в дыму. Римрил, старший герцог Митровиц, строгий и богобоязненный, паладин короля – подумать только! – уже набивал трубку. Шумный Лотто возвестил с кружкой пива в одной руке и тлеющей трубкой в другой:
– Хватит кукситься, Рейн! Не хочешь отмечать день рождения брата, так хотя бы отметим твою помолвку!
Его друзья встретили предложение одобрительными возгласами, и пир начался.
Рейнар отказался и от курения, и от пива. Он мрачно тянул травяной чай, рассматривая остальных гостей и прикидывая, не донесет ли кто-нибудь Редриху об их глупой шалости. Король, как известно, ненавидел курильщиков, и Рейнар, глядя на уже раскрасневшихся, оплывающих в креслах друзей Лотто со стеклянными глазами, был с королем солидарен.
Когда дурман утащил в свои объятия последнего из гостей – веселая пирушка, ничего не скажешь! – Рейнар отошел к трактирной стойке. Здесь накурено было чуть меньше.
– Чаю, – бросил он юркой подавальщице.
– Пан не любитель шумных сборищ? – спросила она, наливая напиток.
– Скажем так, я бы придумал, чем себя развлечь.
– И чем же занимают себя высокие паны?
Он удивленно приподнял брови, всматриваясь в нахалку. Она наливала чай, и все, что он сумел рассмотреть, пока ее голова была опущена, – это роскошная копна черных волос до самого пояса, которую, игнорируя приличия, девушка не потрудилась даже убрать в косу. Отребье какое-то! Хотя чего он ожидал? Вряд ли в таких местах работают приличные люди. Впрочем, говорила девушка не как простолюдинка.
– Разным. Читают книги. Упражняются в фехтовании. Ухаживают за лошадьми…
– И грифонами?
Подавальщица подняла голову. Ярко-голубые, как летнее небо, глаза впились в него без всякой скромности, будто шип в палец. Рейнар фыркнул. Должно быть, испарения дури уже проникли и в него. Иначе как объяснить внезапное желание спрятаться от взгляда и в то же время ответить на него, рассмотреть девчонку? Он отхлебнул чая, чтобы за кружкой спрятаться от острого личика. Чай оказался горьким, словно в него плеснули лечебное зелье.
– Не хотела вас смущать, пан Рейнар, – подавальщица скромно потупилась. – Но ведь не каждый день встречаешь знаменитого грифоньего всадника, о котором все только и говорят! Простите мою наглость.
Она поклонилась (Рейнар заметил румянец, разлившийся по чистым щекам) и юркнула обратно на кухню.
– Как тебя зовут? – крикнул Рейнар ей вслед, не успев даже понять, зачем ему это знание.
– Морра, – отозвалась она и робко улыбнулась напоследок.
Воспоминания Рейнара стали быстрыми и рваными, словно он листал книгу, пытаясь найти определенную страницу, но все было не то. Шарка чувствовала, как сжимаются пальцы на ее локте. Собственные воспоминания Свортек приоткрывать не торопился. Шарка сгорала от стыда, будто подсматривала за Рейнаром в замочную скважину.
Вот Морра в курильне исполняет заказы, пока Рейнар сидит в углу, украдкой наблюдая за ней. Она знает, что он здесь, но не подает виду. Лишь иногда, если в зале на пару мгновений становится пусто, посылает ему улыбку.
Вот Морра разворачивает его подарок: расшитое серебром синее платье под цвет ее глаз. Сначала уверяет, что не достойна его, но потом принимает со слезами на глазах.
Вот рассказывает, как после смерти бабки ее выдали замуж за охотника, как он с ней плохо обращался и как она в конце концов сбежала. Взбесившийся Рейнар порывается сровнять деревню с землей. Она останавливает его поцелуем.
Вот она, нагая, в постели, с черными локонами, рассыпавшимися по белым простыням, ждет, пока он стащит с себя дублет. Вот покрывает его тело поцелуями, чуть покусывая живот, и спускается все ниже, к паху. Она просит Рейнара рычать громче, как грифон, еще громче, вот так…
Время от времени Морру пытались перебить другие образы. Так Шарка впервые в жизни увидела красивого, похожего на орла короля Бракадии Редриха, против которого теперь воевала. «Сыновья мои» – даже в гневе он только так обращался к Римрилу, Рейнару и Лотто, чем напомнил ей Хроуста.
Еще там была некая молодая дама с печальным лицом, при виде которой в Рейнаре поднималась капризная детская злость.
А еще там часто появлялся некто до боли знакомый. Шарка едва не выскользнула из воспоминания, когда наконец рассмотрела это веснушчатое лицо с ясными синими глазами. Дворянский наряд не дал ей узнать его с самого начала, но когда он появился в третий или четвертый раз, сомнений не осталось. Фубар, послушно поддакивавший Морре на каждую ее ложь. Фубар, который вывел ее к ратуше под дула ружей. Фубар с разбитым лицом, моливший рассказать, что теперь сделают с герцогом…
Наконец появился там и Свортек. Рейнар и Морра прогуливались в парке на границе с Нижним Городом: они частенько спускались туда, чтобы никто из высоких господ их не застукал. Вдруг из-за кустов выскочил в окружении пары разукрашенных шлюх кьенгар, чуть взъерошенный, но явно в хорошем расположении духа. Шарка даже не сразу узнала его: семь лет назад он еще не был так худ и бледен, как в «Хмельном Кабанчике». Вместо усталости в глазах Свортека горел хищный голод, как у волка, примеривающегося к стаду овец. Морра резво отскочила от Рейнара. Поравнявшись с герцогом и обменявшись поклонами, Свортек усмехнулся, рыскнув глазами в сторону девушки, чей силуэт уже почти растворился во мраке парка.
