Отбившийся голубь; Шпион без косметики; Ограбление банка - [46]

А может, дождаться его прихода, позвонить по телефону и как–нибудь выманить Махоуни из дома, а потом спрятаться в его машине, выехать вместе с ним из этого района, а уж затем пустить в ход веревку?

Мне не понравился ни один из этих вариантов, но у меня оставалось еще три часа, и я убеждал себя в том, что скоро придумаю что–нибудь более приемлемое.

Закусочная была оснащена телефонной будкой. От нечего делать я зашел в нее и посмотрел в телефонном справочнике номер полицейского управления Куинса. Оно располагалось по адресу 168–02, 91–я авеню.

Хей, да это же в пяти кварталах отсюда!

Я решил пойти взглянуть на управление – просто чтобы убить время. На углу 169–й улицы и 91–й авеню свернул направо. С одной стороны располагалась муниципальная автостоянка, с другой – универмаг.

Здание полицейского управления оказалось меньше, чем я думал. Это был квадратный пятиэтажный дом. Первые два этажа облицованы серым камнем, три последние – простой кирпич. Сводчатые окна первого этажа, широкие и высокие, были сплошь задернуты зелеными шторами. По бокам от деревянных двустворчатых дверей главного входа, застекленных поверху, висели привычные зеленые фонари, а белые буквы над дверью сообщали, что здесь находится сто третий полицейский участок.

Иными словами, управление полиции Куинса выглядело не ахти как.

Я прошел мимо, разглядывая окна верхних этажей. За одним на них, наверное, сейчас находится помощник старшего инспектора Патрик Махоуни.

Свернув за угол, я дошел до следующей улицы, носившей название Ямайка–авеню. Тут я свернул налево, обогнул квартал и довольно скоро опять очутился поблизости от управления полиции. Точнее, от здания участка, которым оно на поверку оказалось.

На этот раз, однако, я не прошел мимо. В голове у меня вместо планов теснились тревожные мысли, мне отчаянно хотелось поскорее покончить с делом, поэтому я резко свернул налево, толкнул двустворчатую дверь сто третьего участка и вошел внутрь.

Прямо за дверью, в своего рода тамбуре, стоял патрульный в форме. Он с легким испугом посмотрел на меня и спросил:

– Что вам угодно?

Похоже, его и впрямь удивило, что сюда кто–то вошел.

Написанное от руки распоряжение, висевшее на внутренней двери, призывало всех офицеров обязательно показывать патрульному при входе свои удостоверения, а штатских – именно так там было написано – излагать ему дело, по которому они пришли, а уж потом идти дальше.

Я слишком зачитался объявлениями и пока не придумал, что сказать.

Патрульный смотрел на меня все более подозрительно и наконец проговорил:

– Ну–с, что вам здесь нужно?

Надо было отвечать. Тамбур был тесный, и мы стояли вплотную друг к другу. Я открыл рот, немножко позаикался и наконец выпалил:

– Махоуни.

Охранник насупил брови; подозрения его все усиливались.

– Что?

Все не так. Все не правильно. Я ведь хотел встретиться с Махоуни в тишине и уединении его дома, а не здесь, в полном людей и опасностей здании полицейского участка.

Но сделанного не воротишь, и пути назад нет.

– Махоуни, – покоряясь судьбе, повторил я. – Помощник старшего инспектора Патрик Махоуни.

Привратник начал что–то понимать.

– Вы хотите видеть его? – спросил он.

Этого я совсем не хотел, но тем не менее ответил:

– Да, я хочу его видеть.

– Имя?

Имя? Тут и впрямь было над чем поломать голову. Как же меня зовут–то?

Что ж, если я собрался ворваться туда, куда боялся даже прокрасться, надо было отбросить колебания и неотступно идти до конца – Чарлз Пул, – объявил я – Чарлз Пул, – повторил страж ворот с таким видом, будто это имя о многом говорило ему. – Подождите здесь.

Он мгновенно исчез за внутренней дверью, оставив меня в шлюзовой камере (простите, что так говорю: слишком начитался научной фантастики) наедине с объявлениями и моими думами.

Мне тотчас пришла в голову мысль о побеге. Удрать было нетрудно.

Выскочить в дверь, свернуть направо и юркнуть в универмаг. В фильмах, которые показывают поздно ночью, беглецы всегда уходят от погони, забираясь в универмаги, а я последние годы видел столько ночных сеансов, что, кажется, познал эту методу от «а» до «я».

Но я так никуда и не убежал. Я просто напомнил себе, что испытывал точно такие же чувства перед походом к мистеру Агриколе, равно как и перед вторжением в дом мистера Гросса, причем в обоих случаях мне не только удалось побороть эти чувства, но и с грехом пополам остаться в живых. Так почему теперь должно быть иначе?

– Третий раз не повезет, – пробормотал я, облекая в слова древнее суеверие, которое вряд ли стоило выдумывать. Три – плохое число. Три человека – и одна спичка. Три забастовки – и тебя увольняют.

Внутренние двери распахнулись, прерывая мои размышления о тройках, и вернувшийся охранник сообщил:

– Сейчас кто–нибудь спустится.

– Благодарю вас.

В последующие несколько минут он старательно не обращал на меня внимания, устремив угрюмый сосредоточенный взгляд на улицу. Странное это ощущение – когда на тебя не обращает внимания человек, с которым ты делишь закуток шириной в четыре фута. Поэтому я ничуть не расстроился, когда в шлюзовую камеру заглянул еще один полицейский в форме и сказал:

– Мистер Пул? Не угодно ли пройти со мной?