Отбившийся голубь; Шпион без косметики; Ограбление банка - [41]

Ни один из жителей соседних домов не вышел на улицу взглянуть, что там творится. Полиция тоже не показывалась. Шла приятная семейная пикировка.

Наконец Хло, пошатываясь, побрела прочь, продолжая петь и косить под забулдыгу. Траск или Слейд стоял на мостовой и провожал Хло гневным взором, пока она не скрылась за углом, потом повернулся и посмотрел на меня, вернее, на окно, за которым трусливо стоял я. Потом он забрался в машину. Прошло несколько секунд. Вспыхнула спичка, и он прикурил сигарету, дабы успокоить нервы.

Шестьсот секунд пролетели как один миг. Я стоял у окна и смотрел на улицу.

Какой–то молодой парнишка в рабочей робе – полотняных штанах, черной куртке и кепке – шагал по тротуару с той стороны, откуда прибежал я. Из угла его рта торчала сигарета, руки были засунуты в карманы куртки, из заднего кармана штанов выглядывала свернутая в трубочку газета.

Парень остановился перед домом, щелчком отшвырнул окурок, и я увидел, что это Хло. Кроме того, я увидел бледную физиономию Траска или Слейда, который глазел на нее с противоположной стороны улицы. Убедившись, что Хло это не я, он успокоился, а потом она вразвалочку поднялась на крыльцо и исчезла из поля моего зрения.

Я ждал ее у двери на лестницу. Хло поднялась на второй этаж, улыбаясь, снимая с головы кепку и вытаскивая из кармана газету. Все ее волосы были под кепкой, и теперь упали ей на лицо Хло отбросила их, вошла в темную гостиную и спросила:

– Ну, как мои успехи?

– Грандиозно, – ответил я – Только цензура все равно заставит вырезать этот эпизод.

– Идем в спальню, там можно зажечь свет.

Я уже немного привык к темноте, поэтому пошел впереди, ведя Хло за руку. Мы закрыли за собой дверь спальни, и Хло включила свет.

Арти не верил в целесообразность наведения порядка в доме. Постель была смята, в комнате – все та же позорная грязь, уже знакомая мне по последнему посещению. Но здесь было относительно безопасно, да еще имелась кровать, а единственное окно выходило в вентиляционную шахту, так что я не очень роптал.

– Да, нескоро он меня забудет, – сказала Хло, стягивая куртку.

– Где ты достала кепку? – спросил я.

– Сняла с пьянчуги, который дрых на Чарльз–стрит. – Она брезгливо оглядела головной убор и швырнула его в угол, – Дай бог не завшиветь. – Хло взъерошила свои и без того растрепанные волосы. – Ну ладно, вчера ночью ты спал на полу, значит, сегодня можешь почивать на кровати, а я пойду в гостиную на диван.

– Кажется, ты как–то обозвала меня Эрролом Флинном, – сказал я. – Но я сегодня больше похож на Кэри Гранта, ты согласна? Это он вечно спал в одной комнате с женщинами – и ни–ни.

– Совершенно верно, – небрежно бросила Хло – Ни–ни… – Она оглядела комнату. – Никаких записок. Может, в гостиной? Будет светло – поглядим.

Я промолчал. Желание только что крепко въехало мне под дых, и я испытывал трудности с воздухозабором.

Даже и не знаю, когда такое случилось со мной в последний раз. А сейчас, после стольких часов, проведенные с Хло, это ощущение и удивляло, и создавало неудобства.

Проклятье. Только нынче утром я видел, как она снимает портки, и мне было хоть бы хны. Вечером я наблюдал обряд освобождения от свитера – и хоть бы хны. В промежутке между двумя этими событиями я объездил с ней на «паккарде» весь Большой Нью–Йорк, и хоть бы хны. Минуту назад я брал Хло за руку, чтобы отвести в спальню, и опять хоть бы хны.

А теперь – хоть хнычь! Думаю, всему виной волосы – то, как она взъерошила их. Хло стояла посреди захламленной спальни, будто растрепанный соблазнительный эльф – такой теплый, усталый, рассеянный, а потом подняла правую руку, взъерошила себе волосы, и я был сражен. В книжках это называют обостренным восприятием. И оно пришло ко мне.

Обостренное восприятие. Да уж и не говорите! Я вдруг настолько остро воспринял Хло как обладательницу женского тела, как набор женских прелестей, что утратил способность двигаться. Я не мог и шагу ступить, я ничего не соображал, я едва дышал.

Лирическое отступление. Когда мне было четырнадцать лет, я нанялся на лето посыльным в ресторан для гурманов в самом центре Манхэттена. Носил кофе и бутерброды в конторы, расположенные на Пятой и Мэдисон–авеню. Как–то днем, оттащив заказ в нью–йоркское отделение «Лонжин Виттнэр», я втиснулся в битком набитый лифт и поехал вниз. А на следующем этаже влезли эти трое.

Круглозадые белокурые самочки. Кажется, на том этаже размещалось бюро поддержки юных дарований или еще что–то такое. Короче, в лифте мы стояли вплотную, и одна из девиц прижалась ко мне спереди, а две другие стиснули с боков. Пока мы добирались до первого этажа, я пережил такое потрясение, что пошел на Шестую авеню, в «Белую розу», наврал про свой возраст и впервые в жизни жахнул виски в баре. А виски я терпеть не мог.

До сегодняшнего вечера с Хло у меня больше ни разу не было никаких таких обостренных восприятий. И вот теперь десять лет жизни, все мои свидания с девушками и редкие – постыдно редкие – удачи как волной смыло.

Будто где–то прорвало плотину. Мне снова было четырнадцать лет, я снова ехал в лифте, стиснутый со всех сторон, и так трусил, что боялся даже дрожать.