От Заполярья до Венгрии - [4]

Шрифт
Интервал

Во главе заседания — Володя Волевич, с которым нас объединяла и учеба, и общественная работа, и «единые» взгляды. Рядом с ним секретарь партийной организации, еще несколько ребят. Среди них Надя Комарова, Андрей Калашников, мой земляк Гришка Косой…

— Боград, где твой дядя?

— Какой? У меня их много.

— Дядя из Киева!

— Он — ректор Коммунистического государственного агрономического института имени Косиора.

Пауза и вопрос, как разрыв снаряда над головой:

— Ты знаешь, что он враг народа?

Ответ мой прозвучал не из рассудка, из сердца:

— Не может быть!

Тут все и началось. Точнее, продолжилось по ранее проторенной, изученной, позднее закрепленной, а еще позже осужденной дороге. Дороге, которая оказалась покрепче многих железных.

— А-а… не может быть! Значит, и ты такой же! Он уже три месяца в тюрьме, а ты скрываешь, молчишь, создаешь видимость активной работы! Ты двурушник, ты кулацкий внук, ты сын зажиточных родителей, ты примазался к активу техникума, ты скрываешь свою враждебную душу…

«Ты, ты, ты…» — разрывы грохотали надо мной один за другим. Мне еще семнадцати не исполнилось, и я прекрасно помнил, что дед мой — простой кузнец, бабушка всю жизнь трудилась в полях. Они воспитали шестерых сыновей и троих дочерей в понимании того, что человеческий труд на земле — главное в жизни и судьбе. В трудовом духе готовили к жизни и меня, учили отдавать всего себя своему личному призванию и общему делу.

Но кто же такой мой дядя, неожиданно для меня объявленный врагом народа?

Боград Ефим Исакович родился в 1898 году. Коммунист с 1917 года, прошел большой путь в партийной иерархии. Окончил Ленинградский институт красной профессуры, работал в столице Украины Харькове во ВУЦИКе с Г.И. Петровским[1], затем с П.П. Постышевым[2]. В начале тридцатых — секретарь Кобелякского райкома партии Харьковской области, Фастовского райкома Киевской области. Затем — ректор Коммунистического вуза имени Косиора в Киеве. В марте тридцать седьмого дядю избрали членом комитета партии института. А на рассвете следующего после избрания дня его арестовали. Нарушая логику изложения, сообщу: после многих допросов и прочих мытарств дядю сослали в район Магадана, где он и погиб в 1945 году.

Гришка Косой на обвинительном заседании комитета комсомола один молчал. Молчал он и потому, что имел информацию об аресте Ефима Бограда давно. И видимо, был уверен, что и мне это известно. Ибо знали о том люди в моем Добром, знали мои родственники. Знали, но пожалели меня, не сказали. Гришке, думал я сразу после заседания, было немногим легче моего — а что, если бы открылось его тайное знание? Соучастник — тот же враг… И сказать нельзя, и молчать страшно! Так я мог подумать, так бывало. Вот как нас вязала судьба, и не только в тот яростный тридцать седьмой…

А снаряды, копившиеся надо мной с марта, продолжали рваться…

«Все, что ты делал в техникуме, — специально продуманная тактика. И действовал ты под руководством дяди — врага народа, ты им проинструктирован, он научил тебя, как вредить на железнодорожном транспорте…»

Мне напомнили и время инструктажа: 1936 год, когда, возвращаясь из Винницы в техникум с производственной практики, я заехал в Киев и посетил дядю.

«Так я мог подумать, так бывало». Это я сказал о Григории Косом, которого считал другом детства, с которым провел вместе каникулы, ехал в одном вагоне, торопился утром в техникум. А торопились мы с разными целями. Дружок Гришка-то устремился куда надо, кому надо и доложил, что у Бограда дядя — враг народа. Не забыл он написать докладную записку и в комитет комсомола. Везде успел. С его «доклада» машина и закрутилась. Впрочем, «машина» крутилась хорошо и без него или меня. Дня тогда не проходило без арестов. Предыдущий тридцать шестой буквально врубился в память народа наводящими ужас процессами, где в качестве государственного обвинителя выступал мрачный Вышинский[3]. Обстановка раскалилась до такой температуры, что малой искры-упрека хватало, чтобы любой человек становился подозреваемым, затем исключался, увольнялся, арестовывался. Обвинения «клеились» самые невероятные.

О причинах этого сказано и написано столько… Сталинизм, руководители, НКВД, неудачная модель социализма — с одной стороны, а народ, как стадо готовых к закланию баранов, — с другой?! Я жил рядом с этой «машиной», побывал внутри нее. И убежден: главным тогда было то, что большинство людей старалось выступить в роли разоблачителей, заработать славу бдительного большевика. «Бдительные» не думали, что сами лягут под колеса ими же разгоняемой жизнедробильной машины репрессий.

Дядя мой ни в чем не был виноват ни перед народом, ни перед государством.

Но меня утром исключили из комсомола, а вечером буквально притащили на заседание Полтавского горкома комсомола. А там меня хорошо знали как председателя профкома, как члена комитета комсомола, инициатора многих общественных дел; часто я представлял секретаря комитета комсомола техникума на заседаниях горкома.

На заседании горкома — сенсация! Боград — двурушник, то есть он одновременно и известный активист, и прихвостень врага народа! Меня заставили рассказать биографию, дать «развернутую анкету».


Рекомендуем почитать
Адмирал Конон Зотов – ученик Петра Великого

Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.


Санньяса или Зов пустыни

«Санньяса» — сборник эссе Свами Абхишиктананды, представляющий первую часть труда «Другой берег». В нём представлен уникальный анализ индусской традиции отшельничества, основанный на глубоком изучении Санньяса Упанишад и многолетнем личном опыте автора, который провёл 25 лет в духовных странствиях по Индии и изнутри изучил мироощущение и быт садху. Он также приводит параллели между санньясой и христианским монашеством, особенно времён отцов‑пустынников.


Повесть моей жизни. Воспоминания. 1880 - 1909

Татьяна Александровна Богданович (1872–1942), рано лишившись матери, выросла в семье Анненских, под опекой беззаветно любящей тети — Александры Никитичны, детской писательницы, переводчицы, и дяди — Николая Федоровича, крупнейшего статистика, публициста и выдающегося общественного деятеля. Вторым ее дядей был Иннокентий Федорович Анненский, один из самых замечательных поэтов «Серебряного века». Еще был «содядюшка» — так называл себя Владимир Галактионович Короленко, близкий друг семьи. Татьяна Александровна училась на историческом отделении Высших женских Бестужевских курсов в Петербурге.


Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи

Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.


Морской космический флот. Его люди, работа, океанские походы

В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.