От Волги до Веймара - [57]
Прошу извинить, но еще четыре дня назад я был в Чире, я работаю там на базе снабжения корпуса. В штаб дивизии был направлен только для того, чтобы доложить о подготовке к зиме. И вдруг приказ об оставлении позиций. Назад к себе попасть не удалось. Теперь я исполняю обязанности офицера для поручений. Разумеется, как офицер технической службы я не имею никакого понятия об управлении войсками».
«Почему же послали именно вас, ведь там, в штабе дивизии, немало более молодых офицеров?»
«Не знаю. Начальник оперативного отдела разослал своих людей в населенные пункты по всем направлениям, чтобы, как он выразился, найти приличные дома».
«А я уже несколько дней не могу установить радиосвязь! Известно ли вам, что я вовсе не подчинен дивизии?»
«Как так?»
«Да, имеется приказ по корпусу, который пока что не отменен: „767-й пехотный полк действует самостоятельно, обеспечивает отход корпуса и получает приказы непосредственно от него“. И если в дивизии вчера думали иначе, то, быть может, сегодня они уже знают, что на меня рассчитывать не приходится. Впрочем, взаимоотношения внутри нашего командования вам не известны. Не буду затруднять вас. В сущности говоря, вы напрасно прибыли сюда, увы, к сожалению, напрасно!»
Майор недовольно трясет головой, нервничая, спрашивает: «Нельзя ли мне хотя бы на ночь остаться с вами?»
Обер-лейтенант Урбан, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, говорит хриплым голосом несколько раздраженно: «Но это же само собой разумеется!»
Мост через Дон – 12 километров
Неожиданно перед нами возникает дорожный указатель: «Мост через Дон – 30 т – 12 км».
Об этом с быстротой молнии становится известно солдатам. «До моста через Дон 12 километров!» Всего 12 километров! Каждый подсчитывает. Если идти дальше таким же темпом, то через три часа, а может быть, через два с половиной мы будем там. Имеют значение каждые четверть часа. Нытики более осторожны: «Самое меньшее – четыре часа. И в последний момент могут отдать приказ повернуть и двигаться назад!»
За Дон! Как много возникает надежд! Ведь там, за Доном, все будет иначе. Не исключено, что оттуда мы будем направлены на отдых. Некоторые утверждают, что за Доном еще имеются отличные деревни. Оптимисты фантазируют о резервах, которые окончательно сменят нас – для давно ожидаемой отправки на Запад, во Францию.
Слух об этом, по существу, не так уж нелеп. Во время первой мировой войны наш альпийский корпус более восьми раз перебрасывался туда и сюда между Западным фронтом, Италией, Румынией, Венгрией и Доломитами{57}. И каждый раз этим перемещениям предшествовали «окопные слухи» – необоснованные надежды, мечтания. Во-первых, благодаря частому перебрасыванию мы на некоторое время оказывались вне непосредственной опасности. Во-вторых, перемещения отвечали склонности к авантюризму, старой тяге ландскнехтов к чужим странам, к другим женщинам. Разумеется, все было на современный лад, в соответствии с эпохой, «культурно": с собой брали фотоаппараты, путеводители Бедекера{58}; каждый чувствовал себя „туристом“.
Кроме того, разве в этой тяжелой обстановке мы не заслужили, чтобы нас перебросили во Францию? «Эх, ребята, вот будет здорово! За Доном – погрузка, и поездом в Бордо или в Марсель, ничего не видеть и не слышать о войне на Востоке».
Все оживляются, кажется, будто прибавились силы. Даже если какая-либо колонна пересекает путь и на каких-то участках образуются заторы, движение продолжается вдвое быстрее, чем раньше. Никто уже не обращает внимания на рукав, изодранный в клочья, на все прочее. Люди падают, поднимаются и снова идут. Лишь бы не отставать – дальше, дальше. Лошади дико бьются в постромках. Солдаты подталкивают повозки, помогают измученным лошадям.
12 километров, 10 километров… «Дойдем без них! Без этих проклятых кляч! Так или иначе, мы выйдем, выйдем на Дон!»
«Сколько километров осталось теперь?»
И вдруг: стоп! Снова один из этих оледеневших поворотов, на котором смешалось в кучу все, что только можно себе представить: две обозные повозки дышлами поперек дороги, тягачи, опрокинувшиеся грузовики со сплющенными кузовами и перевернувшийся прицеп, а вокруг – сотни людей, жестикулирующих, обозленных, пытающихся распутать этот хаос. Каждый хочет пройти первым. Каждый стремится только к одному: выбраться на ту сторону, попасть туда, где широко наезженная дорога снова круто идет вверх и, очевидно, открывает путь к Дону.
В эту копошащуюся массу людей со страшным ревом и грохотом врезывается грузовик, у которого отказали тормоза. Он скатился с горы по инерции. Водитель спрыгнул в последний момент. У одного солдата, однако, сломаны ключицы и ребра. Как пораженный молнией, он валится набок. Затем приподнимается, тяжело дыша, по его лицу текут слезы. Его кладут в сани, запряженные солдатами.
Только вперед, к Дону!
Солдаты бросают транспорт и обессилевших людей, колонна из последних сил преодолевает подъемы.
С одной из куполообразных возвышенностей в стороне от дороги я смотрю на происходящее. Над равниной низко стелется дымка. Все сливается, как на морском ландшафте. На коричневой поверхности степи на юге и на западе выделяются бесчисленные покрытые снегом холмы. Насколько хватает глаз, повсюду столбы дыма. Реки не видно. Моста тоже: он скрыт меловыми обрывами. Все очень напоминает район Монастырщины на Среднем Дону. Там, однако, леса тянулись вдоль реки, а здесь лишь несколько перелесков. Бесконечные дорожные трассы, вернее, огромные грязно-серые полосы с бесчисленными двигающимися по ним точками. Это наши солдаты, автомашины и повозки. Наверное, их тысячи. Во многих местах движение происходит в противоположных направлениях. С юго-запада слышен непрерывный гул боя. Над нами время от времени пролетают советские снаряды: очевидно, русские ведут беспокоящий огонь по переправе через мост.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)