От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома - [63]
«Ясынька моя», «сердешная моя», только бы ты была покойна», — будет писать в коротеньких записках сын со временем из разных уголков Московского государства. А ведь нежностью и заботливостью Петр не грешил никогда. И как ему отказать матери в ее желании женить своего Петрушу, раз слабоумный Иван уже женат и того гляди сможет похвастать наследником. Евдокия Федоровна Лопухина? Петр не станет перечить. Может, в 17 лет выбор и не так важен. Вот только забудет царица, что выбирал ее сам Алексей Михайлович, что сам решал свою судьбу, а так… Меньше чем через два года, несмотря на рождение сына Алексея, Петр дождется своей любви. На десять лет властительницей его чувств станет Анна Монс. И никакие мольбы Евдокии, никакие выговоры Натальи Кирилловны не помогут.
Впрочем, властная и умная Наталья Кирилловна умеет вовремя остановиться, не слишком «докучать» Петруше и с нарастающей тревогой следить за развитием событий в его семье. К сыну Петр равнодушен, Евдокии просто не хочет видеть. Зато матери отовсюду присылает пусть короткие, на 2–3 строчки, записки с непременным вопросом о делах, пожелании здравия и обещаниями обо всем подробно рассказать по приезде. Другое дело, что до рассказов дело не доходило, а Наталья Кирилловна и не сетовала: где уж там о ней думать за государевыми заботами. Расчетливый же и прижимистый на все траты молодой царь ничего не желает для матери. Никогда бы сам не потратился на строительство церкви, но раз хочет Наталья Кирилловна отметить победу над ненавистной Софьей строительством нескольких церквей в московском Высоко-Петровском монастыре, отказа в деньгах ей нет.
Пять лет жизни с мужем и пять лет с вступившим на престол, по-настоящему ставшим царем сыном — вот и весь ее век. В 1694 году, 300 с лишним лет назад, Натальи Кирилловны не стало. Современники удивлялись, как тяжело переживал Петр ее уход. Но — почти сразу поднял вопрос о разводе с Лопухиной. Любовь не уступила материнской воле. «Светик мой утрешний», «родимая моя» — она просто не имела в душе Петра никакого отношения к той, другой и тоже необходимой любви.
Но семейное счастье молодой царской четы, о котором так пеклась царица Наталья, оказалось слишком недолговечным. Евдокия Лопухина вскоре была заключена в монастырь. Поездки Петра в подаренное ее родителям Ясенево прекратились. События в царском доме не остались тайной для народа. Родилась песня, за исполнение которой расплачивались тяжелыми наказаниями:
Тем не менее права Лопухиных на подаренные им Петром земли сохранялись. Отец царицы быстро одряхлел, в дворцовые интриги особенно не мешался. Зато брат Евдокии, Авраам Федорович, терять былого положения и влияния не хотел. Когда-то учился он вместе с другими дворянскими недорослями за границей кораблестроительному делу, но знаний своих так и не удосужился применить. В Москве, пока двор не переезжал в новую столицу на Неве, его влияние среди старого боярства было немалым. Как сообщалось Петру в подметном письме 1708 года, его царских указов бояре «так не слушают, как Абрама Лопухина, а в него веруют и боятся его. Он всем завладел: кого велит обвинить, — того обвинят; кого велит оправить, — того оправят; кого велит от службы отставить, — отставят, и кого захочет послать, — того пошлют».
Кто знает, чем руководствовался обычно подозрительный Петр, не давая ходу доносам и притом зная, что именно вокруг А.Ф. Лопухина собираются все наиболее ярые сторонники царевича Алексея. Как никто другой, знал А.Ф. Лопухин все настроения племянника, подсказал ему идею бегства за рубеж, никому не выдал, где царевич Алексей скрывался. Со временем на следствии всплывут его слова: «Дай, господи! хотя бы после смерти государевой она (Евдокия Федоровна. — Н. М.) царицей была и с сыном вместе». Возвращение царевича в Россию было настоящим ударом для Лопухина, тем более что в начавшемся следствии он становится одним из главным обвиняемых. Следствие велось с редкой даже по тем временам жестокостью, под бесконечными специально разрешенными Сенатом пытками. Приговор Лопухину последовал 19 ноября 1718 года: «…за то, что он, Авраам, по злонамерению желал смерти его царскому величеству», что радовался побегу царевича, а «также имел тайную подозрительную корреспонденцию с сестрою своею, бывшею царицею, и с царевной Марьей Алексеевной, рассуждая противно власти монаршеской и делам его величества, и за другие его вины, которые всенародно публикованы манифестом, казнить смертию, а движимое и недвижимое имение его все взять на государя». Казнь состоялась спустя двадцать дней, 8 декабря, «у Троицы», иначе говоря, в нынешнем Сергиевом Посаде, при въезде во Дворянскую слободу. Отрубленная голова А.Ф. Лопухина на железном шесте была водружена у Съестного рынка. Тело пролежало на месте казни до конца марта.
Потаенная царица
М.Ф. Апраксин… Собственно, начинать надо было с детства Петра I, когда в конце правления его старшего сводного брата Федора Алексеевича в царский дом вошла новая царица — Марфа Матвеевна Апраксина. Вошла неудачно, потому что Федор вскоре скончался, детей после него не осталось, и Марфа весь свой век скоротала вдовой, никому не нужной царицей, бледной тенью в кипевшей страстями царской семье. Только что Петр относился к ней с сочувствием, симпатией, возил на ассамблеи, пока не тронулась Марфа Матвеевна умом и странности ее не стали бросаться в глаза. Но и недолгого ее пребывания на престоле оказалось достаточным, чтобы вышли в люди братья — ставшие ближайшими и довереннейшими сподвижниками Петра Федор и Петр Матвеевичи и разгулялся во всю свою молодецкую силу младший — Андрей.
Гоголь дал зарок, что приедет в Москву только будучи знаменитым. Так и случилось. Эта странная, мистическая любовь писателя и города продолжалась до самой смерти Николая Васильевича. Но как мало мы знаем о Москве Гоголя, о людях, с которыми он здесь встречался, о местах, где любил прогуливаться... О том, как его боготворила московская публика, которая несла гроб с телом семь верст на своих плечах до университетской церкви, где его будут отпевать. И о единственной женщине, по-настоящему любившей Гоголя, о женщине, которая так и не смогла пережить смерть великого русского писателя.
Сторожи – древнее название монастырей, что стояли на охране земель Руси. Сторожа – это не только средоточение веры, но и оплот средневекового образования, организатор торговли и ремесел.О двадцати четырех монастырях Москвы, одни из которых безвозвратно утеряны, а другие стоят и поныне – новая книга историка и искусствоведа, известного писателя Нины Молевой.
Новый роман известной писательницы-историка Нины Молевой рассказывает о жизни «последнего фаворита» императрицы Екатерины II П. А. Зубова (1767–1822).
Дворянские гнезда – их, кажется, невозможно себе представить в современном бурлящем жизнью мегаполисе. Уют небольших, каждая на свой вкус обставленных комнат. Дружеские беседы за чайным столом. Тепло семейных вечеров, согретых человеческими чувствами – не страстями очередных телесериалов. Музицирование – собственное (без музыкальных колонок!). Ночи за книгами, не перелистанными – пережитыми. Конечно же, время для них прошло, но… Но не прошла наша потребность во всем том, что формировало тонкий и пронзительный искренний мир наших предшественников.
По мнению большинства историков, в недописанном завещании Петра I после слов «отдать всё...» должно было стоять имя его любимой дочери Анны. О жизни и судьбе цесаревны Анны Петровны (1708-1728), герцогини Голштинской, старшей дочери императора Петра I, рассказывает новый роман известной писательницы Нины Молевой.
Эта книга необычна во всем. В ней совмещены научно-аргументированный каталог, биографии художников и живая история считающейся одной из лучших в Европе частных коллекций искусства XV–XVII веков, дополненной разделами Древнего Египта, Древнего Китая, Греции и Рима. В ткань повествования входят литературные портреты искусствоведов, реставраторов, художников, архитекторов, писателей, общавшихся с собранием на протяжении 150-летней истории.Заложенная в 1860-х годах художником Конторы императорских театров антрепренером И.Е.Гриневым, коллекция и по сей день пополняется его внуком – живописцем русского авангарда Элием Белютиным.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.