От Великой французской революции до I Мировой войны - [134]
На протяжении всего XIX века специалисты были убеждены в сильнейшем влиянии бессознательного, рассматриваемого как «смутный отзвук висцеральных функций, время от времени прерываемый осознанными действиями» (Жан Старобинский). Бессознательное формирует личность. Гениальность Фрейда заключается не в открытии того, что от сознания индивида ускользают многие стороны его личности, но в том, что он лишил органическую жизнь монополии на бессознательное и сделал это бессознательное частью психики.
То, что кинестезии тогда придавали такую важность, говорит о некоем слушании тела, которого больше нет. Вдохновленный вульгаризованным неогиппократизмом, который придает особую важность воздуху, воде и температуре, человек следит за влиянием погоды и времени года на самочувствие и ритм дыхания, на интенсивность ревматических болей или стабильность настроения; так развивается некая внутренняя метеорология «души». Точно так же внимательно прислушиваются к функционированию организма и влиянию органических функций на менталитет; постоянно обращают внимание на пищеварение и менструальный цикл, нарушаемые дизентериями и гинекологическими заболеваниями. Этот интерес базируется также и на доктрине темпераментов — холерическом, флегматическом, сангвиническом, нервном. Теодор Зельдин[379] весьма справедливо демонстрирует стойкость и живучесть этой доктрины, несмотря на дискредитацию теории стихий.
Неогиппократизм–направление в медицине, возникшее в 1920‑х годах. Во главу угла ставит возвращение к принципам учения Гиппократа об индивидуальном и комплексном подходе к пациенту.
Таким образом, конструируется примитивная система образов физического и психического здоровья, которая позволяет управлять индивидуальным поведением. Чтение частных документов со всей очевидностью показывает, что озабоченность этими вопросами формирует фактуру частной жизни. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать дневник Мена де Бирана[380] или Эжени де Герен, недавно опубликованные записки Шарля–Фердинанда Гамбона[381] или переписку семьи Буало де Винье с семьей Марты. Это лишь примеры из каждой четверти XIX века. Вероятно, сопоставление кинестезических опытов вызывает разговоры о влиянии погоды, определяет настороженное отношение к воде и солнцу, от которых рекомендуется прятаться, как и от сквозняков, боязнь которых превратилась в настоящую фобию.
В XX веке тело становится главным; следует исправлять вред, наносимый ему городской жизнью, условиями труда, загрязнением окружающей среды; доставлять ему физические удовольствия, что продиктовано нарастающим самолюбованием. Происходит революция, к разговору о которой мы еще вернемся, а именно — телесная идентификация, смягчающая презрение ко всему органическому, животному. Постепенно желания индивидуализируются, начинают восприниматься как свои собственные, а не спровоцированные Другим. Это одновременно пугает и привлекает. Невнимательный историк, не заметивший изменений статуса желания, рискует стать психологическим анахронизмом.
Постель и отдельная комната
На протяжении всего XIX века шел процесс установления, так сказать, телесной дистанции, начатый на закате Старого порядка. Отдельная кровать — старая монастырская норма — стала простой санитарной предосторожностью, в частности в больницах. На деле же личное пространство больному выделялось долго и неохотно, потому что это противоречило народным ритуалам. Это на примере лионских больниц продемонстрировал Оливье Фор. Тем не менее для нас важно отметить, что медленно, но верно процесс шел; его ускорила эпидемия холеры 1832 года, с опозданием показавшая, как вредны были теснота и скученность, царившие в жилищах бедняков.
Открытия Лавуазье и новое понимание механизма дыхания убедили врачей в благотворном влиянии кислорода и подстегнули их борьбу за отдельное спальное место для каждого. Понемногу они будут услышаны. Последствия их трудной победы переоценить невозможно. Отдельная кровать укрепляет чувство уникальности каждой личности, благоприятствует ее автономии, облегчает внутренний монолог; происходит переворот в молитвах, мечтах, меняются условия сна и пробуждения, даже кошмары снятся реже. В связи с тем что дети перестают спать вместе, у засыпающего маленького ребенка появляется потребность в кукле или материнской руке. Все это благоприятствует получению удовольствия от обособленного положения.
