От тёмного истока - [25]

И только лишь одно показалось мне странным: в небрежно задвинутой за шкаф мусорной корзинке, о которой, вероятно, забыли при уборке, лежали два медицинских пакетика для крови или плазмы, больничных таких пакетика… Вскрытых и пустых, с красными засохшими следами содержимого… И кому это понадобилось тут на месте кровь переливать, подумалось мне. Очень странно. А больше ничего не было. И я поехал дальше.

Свернул налево за железнодорожным переездом, немного не доехав до городских пределов Икши.

Здесь дорога пошла круто в гору, так что через пару километров мне открылся всё-таки чудесный вид на сельскую местность Подмосковья, с намёком водной глади канала имени Москвы позади на горизонте, с деревеньками, разбросанными тут и там среди лесов и лугов, по-весеннему светло-зелёных и освещённых ещё утренним солнцем.

Однако недолго мне пришлось любоваться сим пейзажем, поскольку я довольно неожиданно въехал в густой ельник, и даже солнце как будто скрылось для меня за горизонтом. Лишь впереди голубел просвет дороги между тёмно-зелёных стен деревьев. Там, наверху, дорога словно встречалась с потемневшим небом, и я понял, что за этим перевалом будет спуск, ведущий в искомую долину… Поэтому, когда мой автомобиль наконец одолел крутой подъём, я выкрутил руль вправо, съехал на обочину и заглушил мотор. Я решил, что будет нелишним осмотреть впереди лежащую местность с высокой точки, чтобы заранее хоть немного ознакомиться с расположением вещей.

Да, воздух здесь был не чета московскому, хороший был воздух, чистый, напоенный ароматами хвои, нагретой травы и леса. И тихо было. Только шум ветра и птичьи голоса. Нет этого вечного белого фона, к которому поневоле привыкаешь в мегаполисе. То есть, конечно, в моей усадьбе тоже всегда было тихо, но та тишина была мёртвая, глухая, ни ветра там не было никогда, ни птиц никаких. От такой тишины хотелось всегда скорее спрятаться за болтовней телевизора или радиоприёмника. А от этой не хотелось. Настоящая это была тишина, природная, живая. И вид с гребня холма открылся под стать.

Красивая всё-таки была долина. И действительно зелёная. Вся в лугах да светлых перелесках. Глядя на неё, никак невозможно было поверить, что где-то здесь таится некое средоточие тёмной силы…

Асфальтовая дорога убегала вниз к подножию холма и шла дальше прямо на север, насколько можно было видеть, через всю долину. От неё ответвлялись меньшие дорожки — кое-где также асфальтированные, а где-то и просто грунтовые, к нескольким небольшим деревенькам, утопавшим в свежей листве садов. По одной дорожке примерно в километре от меня пылил грузовик, а вот иного автотранспорта, как ни странно, видно не было. Самая крупная из деревенек расположилась чуть к западу от основной дороги километрах в семи от меня — это, очевидно, было Парамоново, где, собственно, и находилась усадьба пресловутого графа Залесьева. Можно было различить строение самого поместья — достаточно стандартное помещичье жилище архитектуры века эдак девятнадцатого, трёхэтажное, с колоннами и мезонинами. Далее к западу от дороги располагались в основном поля, и вот на них движения было много — трактора, всякий самодвижущийся сельхозинвентарь и ещё несколько грузовиков. К востоку от Парамонова глубоким распадком огромного оврага местность ещё сильнее понижалась и погружалась в густолесье, за которым где-то проходило Дмитровское шоссе, отсюда уже не различимое. Всю долину, конечно, я невооружённым взглядом окинуть не мог — она была слишком велика — но видно было, что на севере она также упирается в лесную синеву. Немного восточнее Парамонова и южнее большого оврага расположились огороженные серым прямоугольником бетонного забора фабричные корпуса и здание электроподстанции, от которого несколько линий электропередач разбегались к деревням и усадьбе. Вероятно, туда же подходил и упомянутый в отчёте Рихтера подъездной железнодорожный путь, но с того места, где я стоял, его разглядеть не удалось.

Рассматривать долину ни «общим рентгеном», ни тем более, «истинным зрением» я не стал. Этого делать было нельзя. Прояви я любую паранормальную активность — и по возмущению ментального поля Залесьев (или кто-то, его контролирующий) может мгновенно меня почувствовать. Тогда грош цена окажется моей «легенде», моему диплому, «Форду» и документам, которыми меня с таким тщанием снабжали наши обеспеченцы и настоящий роспотребнадзоровский департамент Зиновьева. Документы должны были дать мне доступ внутрь усадьбы, где созданная мною видимость санитарной проверки позволит протянуть время как минимум до вечера, и был даже шанс, что Залесьев проявит гостеприимство и оставит меня на своей территории на ночь. Вот тогда уже можно будет быстро и тщательно всё осмотреть как следует, зафиксировать любую паранормальщину, да и смыться из долины, возможно, попросту воспользовавшись деволюмизацией. Безупречный план, правда? Ещё бы. На бумаге. Или в головах моих начальников. Только вот в жизни всё вышло совершенно по-другому.

Сперва, впрочем, события и вправду развивались согласно сценарию. Я сел обратно за руль своего «форда», на всякий пожарный перепроверил лишний раз документы и тщательно запрятанный под сиденье табельный свой «Тульский Токарев», завёл машину и съехал вниз с холма по дороге. Перешёл, так сказать, пресловутую древнеримскую водную преграду. Рубикон.