От тёмного истока - [21]

— Да в общем-то, я почти всё уже рассказал, — отозвался Зиновьев. — Да, в 1917 году местный ревком выселил графов из поместья и роздал земли крестьянам. Однако корни зла не были выкорчеваны. Графам (тогда это были отец и сын, Василий и Александр Залесьевы) удалось выехать во Францию. Все ценности, имевшиеся у них (по предварительной описи ревкома — огромные суммы), словно испарились при эмиграции. Хотя вроде бы всё добровольно было сдано властям, за границу графы прибыли отнюдь не бедными — а в госхран не поступило ни копейки, и никаких следов сыскать не удалось… Поместье, разумеется, не было разрушено — с чего бы? — и в конце концов стало центральной усадьбой колхоза, сохранившего, что тоже, кстати, весьма подозрительно, название «Зелёная Долина».

Кроме того, мы на полвека потеряли графов из виду — и это было уже совсем плохо. Точнее, крайне непредусмотрительно. Но XX век сотрясал мир самыми жуткими событиями, и в свистопляске мировых войн, революций, атомных бомбёжек, природных и техногенных катастроф долго ли было упустить двух дворян-эмигрантов с неподтверждённой степенью сверхъестественной угрозы?

Фамилия Залесьевых всплыла опять лишь в семидесятых годах прошлого века, но поначалу у нас даже не возникло новых причин ими интересоваться. Они (теперь уже семья из троих человек — Александр Залесьев, его жена Анна и сын Владислав, старый граф к тому моменту давно уже скончался) были, казалось, всего лишь обычными членами русского эмигрантского сообщества, жили где-то в предместьях Парижа, богатством вроде бы не выделялись… А нам стоило, да, стоило проявить интерес — ведь старшему Залесьеву было за семьдесят! Можно же было сложить два и два и связать столь неожиданное долголетие наследника рода с его отъездом из проклятого поместья в 1917-м году! Ведь все его предки, пока оставались там, едва доживали до тридцати-сорока лет! И проверить, тогда же проверить поместье на сверхъестественную угрозу, пока там не было ничего, кроме обычного колхоза, и некому было бы нам помешать!

Неожиданная эмоциональность Зиновьева несколько удивила меня.

— Перестаньте, Николай Анатольевич, — сказал Сефирос из своего угла. — Вам незачем себя винить. Вы тогда были и всего-то агент. У вас даже не было доступа к этим историческим данным… К тому же, потом всё-таки проверяли…

Зиновьев вдруг встал, подошёл, тяжело ступая, к креслу, в котором расположился Сефирос, и горой навис над ним.

— Вы знаете, товарищ директор отдела, что самое трудное? Это засыпать. Мне очень трудно заснуть, понимаете? Ведь я их вижу каждую ночь. Это же дети, вы слышите, дети! Им было всего-то по сколько? Десять, одиннадцать лет? Никто из ваших хвалёных ментальных психологов не смог мне помочь за все эти годы. Так что не говорите мне, в чём я виноват, и в чём не виноват. Я и сам знаю всё не хуже вас… И если даже тогда я не мог предотвратить беду, то теперь обязан, просто обязан сделать всё, что в моих силах и сверх того, чтобы ничто подобное не повторилось. И если чувство вины поможет мне быть сильнее — значит, я обязан быть виноватым. Вот и всё.

Однако Сефироса не так легко было смутить.

— Эмм… — мягко промурлыкал он. — Николай Анатольевич, дорогой мой, вы прекрасно знаете, что я всё понимаю, вы знаете, что я всё знаю, простите мне тавтологию, но теперь я только хочу вас спросить, а уверены ли вы, что нашему младшему коллеге тоже стоит нынче же всё знать и понимать? — и кот весьма выразительно скосил в мою сторону свои зеленющие глаза.

Зиновьев немедленно резко выпрямился и тоже посмотрел на меня. Настала, видно, его очередь говорить деревянным голосом.

— Товарищ агент. Прошу меня извинить. К сожалению, это дело имеет для меня некоторое личное значение. Инцидент, в подробности которого нет сейчас нужды вдаваться, и который, собственно, и привлёк вновь наше внимание к «Зелёной Долине» и Залесьевым, произошёл в 1983 году на краю бывших залесьевских земель. Там был пионерский лагерь… Вспышка неизвестной болезни. Очень много погибших… Ну, а я… только начинал службу в Отделе по борьбе с биологическими угрозами и принимал участие в операции Организации по спасению… Только вот не всех удалось спасти.

В общем, мы тогда крайне заинтересовались Залесьевыми. Подняли исторические документы, и, собственно, собрали все вот эти данные, краткую сумму которых я вам сейчас изложил. Но никак, никак мы не могли привязать всю эту жуть к современному состоянию залесьевского семейства. Ибо ничего экстраординарного с ними не происходило. Александр Залесьев скончался девяноста трёх лет от роду. Младший Залесьев женился на какой-то тоже русской эмигрантке, в 1975-м у них родился сын, которого также назвали Владиславом. В 1996-м году, будучи студентом Сорбонны, этот Владислав по программе обмена посетил Россию, здесь закрутил довольно неожиданный роман с некоей Марией Песковой, в результате которого женился на ней и увёз во Францию, хотя ходили слухи, что он уже был помолвлен с какой-то наследницей лихтенштейнского дворянского семейства. Мы наблюдали за ним в России — старую усадьбу он не посещал, и даже не интересовался её судьбой. Как будто даже и не помнил о ней. Тем не менее, в 2000-м году, после скоропостижной смерти отца, именно Владислав инициировал длительный процесс переговоров с российскими властями о возвращении поместья. В конечном итоге он попросту выкупил все земли хиреющего колхоза, и в придачу ещё приличные площади промышленного и сельскохозяйственного назначения вокруг — фактически, всю эту несчастную долину. За весьма немаленькую сумму, кстати. И ещё почти столько же пошло на откаты и взятки заинтересованным лицам. И в 2008 году, отремонтировав, а точнее, отреставрировав усадьбу, переселился туда со всем семейством — матерью Аделаидой, женой Марией и малолетней дочерью Анной. Мария, кстати, оказалась потомком испанских политэмигрантов тридцатых годов и ревностной католичкой. Возможно, это отчасти было причиной того, что православный храм в деревне Парамоново, закрытый при Советской власти и пришедший в довольно ветхое состояние, так и не был отреставрирован и открыт при графе.