От Тарутино до Малоярославца - [70]

.

Существовавший порядок временно был изменен в 20-х числах сентября 1812 г., когда по предложению начальника войск Калужской губернии В. Ф. Шепелева губернатор начал самостоятельно давать Ордонанс-гаузу распоряжения, как о приеме, так и об отправлении пленных из Калуги[316]. Таким образом, с конца сентября система «губернатор — Шепелев — Ордонанс-гауз» трансформировалась в «губернатор — Ордонанс-гауз». Хотя за Шепелевым, вероятно, сохранились функции приема пленных, поступавших с кордонов. Об этом свидетельствует отношение губернатора к Лихвинскому уездному предводителю дворянства от 23 сентября, в котором указывается: всех пленных, бродяг, подозрительных людей и являющихся рядовых российской службы отсылать к Шепелеву[317]. Упрощение системы принятия и отправления пленных произошло в наиболее опасный для Калуги и губернии период. Существовавший ранее порядок был восстановлен к концу октября 1812 г.

Особенность первого этапа Отечественной войны заключалась в том, что военнопленные считали себя тогда больше победителями, чем побежденными. Они вели себя дерзко и заносчиво: сопротивлялись конвою, грабили жителей, нападали на партионных офицеров и т. д. Существование подобных фактов подтверждал в циркулярном предписании от 5 сентября главнокомандующий в Санкт-Петербурге, который требовал от губернаторов обеспечить порядок среди пленных, следовавших к местам своего назначения[318]. Поэтому в Калуге, для уменьшения угрозы со стороны военнопленных, было решено отправлять их в дальние губернии в деревянных колодках, которые специально для этой цели были изготовлены на деньги Городской думы. Необходимость этой меры Ордонанс-гауз объяснял следующим образом: «…дабы в отправке их (пленных. — В. Б.) не было остановки и через коварство не последовало какого-либо между оными злоупотребления, как уже и случилось 24 числа с отправленным партионным господином офицером, ибо мщенье сих злодеев столь велико, что на поле сражения объявя о себе словом с общей стороны военного положения — слово пардон, пренебрегая, умерщвляют невинность»[319].

Следует заметить, что в отдельных случаях и крестьяне проявляли нетерпимость и жестокость к проходившим через селения военнопленным. В воспоминаниях француза де Серанга описывается случай, рассказанный ему доверенным человеком. Последний сообщил, что в одной из деревень Калужской губернии крестьяне при прохождении партии пленных выкупили у конвоя несколько десятков человек, которых тут же живьем закопали в землю. Вероятно, в этом рассказе есть некоторое преувеличение, но подобное происшествие вполне могло иметь место, если принять во внимание случаи убийства калужскими крестьянами не только представителей неприятельской армии, но и своих, подозреваемых в мародерстве, солдат и офицеров[320].

С октября 1812 г. поведение пленных изменилось. 14 октября от Малоярославца Великая армия Наполеона начала свое отступление к Смоленску, и с этого времени французские пленные начали постепенно терять заносчивость и дерзость, являясь все больше в образе больных, голодных, исстрадавшихся людей. Во второй период войны военнопленные представляли собой в Калуге жалкое, достойное сострадания зрелище. Современник тех событий Г. К. Зельницкий писал: «Сии сподвижники Наполеонова честолюбия все без изъятия были полунагие, иссохшие от голода и болезней, и представляли собою страшную картину бедствия человеческого. Они походили на огромную толпу нищих. Многие из них, будучи в крови и ранах, прикрывали грудь свою соломою или рогожами от холода и крайностей»[321].

В конце августа первой половине октября 1812 г. военнопленные в Калуге получали порционные деньги от Городской думы. Следует заметить, что первоначально в Казенной палате не существовало соответствующей статьи расходов на военнопленных. Поэтому калужский губернатор был вынужден предписать Думе из ее средств выделять военнопленным положенные суммы. Кроме того, она финансировала еще содержание госпиталя и Ордонанс-гауза. Система содержания пленных выглядела следующим образом. Дума удовлетворяла требования Ордонанс-гауза по продовольствованию пленных и отчитывалась в затратах перед губернатором. Последний обращался с предложением к Казенной палате, выдававшей через губернское казначейство под расписку деньги, которые шли на оплату издержек в Городскую думу[322].

29 сентября в Калугу поступило циркулярное предписание главнокомандующего в Санкт-Петербурге С. К. Вязмитинова от 29 августа, в котором определялся порядок препровождения и содержания военнопленных, а также вводилась новая система выплат порционных денег (унтер-офицерам, рядовым и нестроевым назначался солдатский провиант и 5 коп. в день, обер-офицерам — 50 коп., майорам — 1 руб., полковникам и подполковникам — 1 руб. 50 коп., генералам — 3 руб.)[323]. До получения предписания из Санкт-Петербурга пленные продовольствовались по расценкам, существовавшим в действующей армии. Генералы получали в сутки 3 руб., штаб-офицеры — 2 руб., обер-офицеры — 1 руб., а нижние чины — 10 коп. Особыми льготами пользовались испанцы и дезертиры, которым выделялось по 15 коп. С появлением в Калуге циркулярного предписания от 29 августа система продовольствования пленных не изменилась. По старым расценкам Дума продолжала платить до 19 октября, о чем свидетельствуют требования Ордонанс-гауза и отчетные регистры Думы