От судьбы не уйдешь - [12]

- Не думаю, Мередит, не думаю, - озадаченно качал головой мистер Брукс. На своем веку такого в детских приютах он еще не видал. И не думал, что это надолго.

- Но вы только посмотрите на них, - умилялась Мередит, глядя на играющих в догонялки детей.

- Эти дети на время забыли кто они, но они вспомнят. Вспомнят ту боль, что живет в душах, страхи, неуверенность в завтрашнем дне. Мы можем стараться изо всех сил, но они навсегда сохранят обиду в душах. Их предали, бросили…

- Они могут построить свои семьи. Обрести любовь, - спорила тетя Мери.

- К сожалению, статистика вещь упрямая. Большинство из них становятся преступниками, наркоманами, бьют детей и сдают их в приюты…

- Не хочу я верить в эту статистику. Статистика это не люди, а цифры. А наши дети будут любить. Вот посмотрите на Мелиссу.

Но мистер Брукс только грустно качал головой.

Мелиссу не особо радовала сумятица, в которой приходилось теперь жить. Она совсем недавно стала отходить от детских воспоминаний, и пусть на поверхности их не осталось, но подсознание било тревогу. В голове постукивала тихонечко мысль, что это неправильно, опасно, что так быть не должно. Для нее четкая регламентированность и режим были очень важны, без них она не могла чувствовать себя в безопасности. Поэтому она не участвовала в шумных детских играх и старалась все время уединиться.

Арес же напротив чувствовал себя как нельзя лучше и выходил из-под контроля все сильнее. Ох, как проказничал этот мальчишка! Чего только не вытворял! Он исследовал все крыши в приюте и соседских домах; наловил голубей и засунул их в большую сумку тети Мери, и когда старая женщина хотела достать оттуда вещи на нее выпорхнули перепуганные птицы. Тетя Мери чуть не лишилась чувств, а Арес хохотал, а за ним еще несколько мальчишек, которые неотрывно ходили за ним хвостом. Ночью они разрисовали мистера Брукса, пририсовав тому усы, как у Гитлера  и все утро весь приют умирал со смеху, пока тот не заметил проказы. Второму воспитателю повезло и того меньше. Мальчики его терпеть не могли.  Они наловили мух и заменили этими мухами изюм в булочке воспитателя. Это была тонкая работа, и больших усилий стоило не расхохотаться в столовой, наблюдая, как воспитатель ест булочку. Он съел половину, и одна муха вывалилась на стол. Воспитатель, наконец, заметил и булочку начиненную мухами и взгляды всех детей, устремленные на него. Он побагровел и вот тогда раздался жуткий хохот, потрясающий стены. После этого случая воспитатель уволился, а дети торжествовали. Они поняли, что тоже могут управлять ситуацией. Никому было непозволительно относиться к ним  плохо.

Вместе со всеми проказами Арес пытался все же найти общий язык с Мелиссой. Он знал, что она любит вечером посидеть одна. Она облюбовала себе большой пень от спиленного дерева, его было почти не видно со двора, где вечерами играли дети. Мелисса уходила туда и просто сидела, наблюдая за птичками, букашками, и еще не понятно чем. Аресу было непонятно ее поведение и однажды он, не сдержавшись, пошел к девочке. При его приближении Мелисса вздрогнула, но потом, признав Ареса, успокоилась.

- Привет, - сказал мальчик.

- Привет.

- Чего ты тут сидишь одна? Может тебя кто-то обидел?

Казалось, Мелисса удивилась:

- Обидел? Нет. Кто меня может обидеть? – сама мысль показалась ей странной.

- А чего ты тогда не играешь?

- Не хочу.

- Можно посидеть с тобой?

Мелисса подвинулась, пень был большой, и двоим детям было легко уместиться на нем.

Арес присел рядом и, не зная, что еще сказать, просто молчал.

Мелисса тоже молчала, но ее не тяготила тишина. Она не считала, что должна о чем-то говорить. Потом она взяла вишневую веточку и стала что-то царапать на земле. Поначалу Арес боялся пошелохнуться и спугнуть мгновение идиллии воцарившейся между ними, но любопытство взяло вверх, и он наклонился посмотреть. Под ногами была сухая земля, смешанная с песком и Мелисса рисовала на ней веточкой. Арес изумился, как красиво у нее получалось! Простоя земля и песок, а он совершенно отчётливо разобрал очертания их приюта, небо, закат. Он посмотрел в строну приюта и не увидел солнца, оно давно уже скрылось. Оставалось солнце только в воображении Мелиссы. Потом она легко и без сожаления провела ногой по рисунку и стала рисовать другую  картину. Появилось крупное лицо ребенка, шея, руки. В них Арес различил фотографию, которую ребенок прижимал к груди. Аресу стало ясно, что Мелисса изобразила Кейти и поразился сходству. Значит, она не забыла. И этим рисунком хотела сказать об этом Аресу? Он ничего не говорил, все больше ощущая умиротворение, какое он мог ощущать только рядом с этой загадочной девочкой. Мелисса уже стерла картинку и рисовала собаку. Какие четкие линии и пропорции, удивлялся Арес. Сам он мог нарисовать только рожицу, и может еще снеговика. Вроде как все дети и хотел поначалу рисовать, брал краски и карандаши, но когда понял, что у него ничего не выходит, бросил это занятие. А Мелиссу он никогда и не видел склонившейся над альбомом.

- Где ты так научилась? - все же спросил он.

- Да нигде. Вот тут сижу и рисую. Земля твердовата, на песке лучше.