От Сталинграда до Днепра - [11]

Шрифт
Интервал

— Мансур…

Остановился, наклоняюсь.

— Мансур, пристрели… А не можешь, брось… Замучил я тебя…

И откуда только в меня влилась сила! Впрягся в лямку и помчался уже без остановок, будто убегал от постыдных своих подленьких мыслей. Ведь краем сознания — надо это признать — я надеялся, что Николай умрет в начале пути и я освобожусь от груза, успею к раздаче горячей пищи.

И зачем так вперемежку доброе и злое в одном человеке — во мне?! Наверное, я был страшен в темноте: зубы оскалены, дыхание хриплое и дико выпученные глаза: живым или мертвым скорей доставить Николая в санроту!.. Сказать, что я второй раз спасал ему жизнь из особой к нему дружбы, я не могу. И в первый сработало скорей суеверие — моя была буханка-то!.. И теперь я торопился ради очистки своей совести, чтобы победить в себе начатки того злого, подлого, которое я так ненавижу и которое во мне тоже заложено!..

Чуть не свалился в глубокую балку, битком набитую тыловыми подразделениями. Из балки подымался сытый и вкусный запах пищи, смешанный с запахами конского навоза, бензина, сена… Кое-где в блиндажах светились маленькие окна.

Сунулся в один блиндаж и сиплым, простуженным голосом прошу принять тяжелораненого.

— Какой полк? — спрашивает мордастый санитар.

— Тысяча тридцать четвертый, — отвечаю я.

— Вези дальше. Тут тысяча двадцать шестой.

Тяжелая дверь закрылась туго. А у меня разом кончились силы тянуть волокушу дальше. Николай стонет и бредит. Тащу, что поделаешь, бюрократ попался. Пулю бы ему в узкий лоб! Но потом не докажешь трибуналу, что ты был прав, и тебе будет такая же пуля.

Еще блиндаж. Стучу в дверь. Блиндажи строили фашисты, и все сделано капитально. Открывается дверь, вместе с облаком вкусного пара выходит санитар. Я ему вопрос:

— Какая санрота?

— Тысяча тридцать шестая, — отвечает.

— Значит, наша! — вру уверенно. — Принимай тяжелораненого!

Сам, не оглядываясь больше, нырнул в блиндаж и сел за стол, как хозяин. Санитарки внесли Николая — уже на носилках он.

— Дайте что-нибудь пожрать, — прошу.

На стол поставили пшеничную кашу, теплую, душистую, жирную… Наелся. Уснул тут же за столом.

Разбудили меня, когда еще было темно: с пониманием, чтоб я мог успеть на передний край затемно. Доел я вкусную кашу. Да еще дали мне с собой полбулки хлеба.

Слышу:

— Мансур, подойди…

Прошел я в дальний угол блиндажа — жив Николай мой!

— Мансур, сроду тебя не забуду… Дай бог тебе вернуться домой…

Я тащил на себе до половины пути вора, помилованного мной, потом, после его просьбы пристрелить, бросить, убегал от собственных подленьких мыслей, а в санроте я простился с настоящим боевым другом, от всего сердца желая ему выжить!..

Кстати о кухне. В нашем стрелковом батальоне служил поваром ефрейтор с потешной фамилией — Цыбуля (по-украински лук), по имени и отчеству — Кузьма Климентьевич. Мы, рядовые пехотинцы, получая очередную порцию каши на полевой кухне, шутили над ним, называя его «ворошиловским стрелком» и «сынком», и надоедали ему по поводу его фамилии, точно подходящей для его должности: «Кузя, признайся! Ты эту фамилию нарочно для себя придумал, чтобы начальство назначило тебя на эту тепленькую и сытую должность?» А он, проворно орудуя своим «полковником» (так мы прозвали половник), скороговоркой отвечает: «Э-э-эх, хлопцы! Если б была бы у мэне друга фамилия, то я б на ету катаржну должность не угодил бы!»

Цыбуля при раздаче каши, даже ночью, видит каждого из нас «наскрозь» (это он так выражается), кто какой вояка: «Я тэбе наскрозь вижу, солдатик, што ты даром ешь кашу!» Солдатику стыдно, и он помалкивает. Вот подходит другой пехотинец со своим котелком в руке. У него винтовка блестит, его саперная лопатка острая, как бритва, так что ее можно применять в рукопашном бою вместо меча, а в его вещмешке две противотанковые гранаты и полный комплект патронов. Он худощавый и изможденный, как пахарь из «Поднятой целины». Ему Цыбуля не жалеет каши и черпает добавку. И тут появляется наш «фраер». На нем офицерская шинель и новый широкий комсоставский ремень, которые он где-то стащил, на животе висит трофейный пистолет «парабеллум», а на голове меховая каракулевая шапка. Вместо обыкновенного солдатского котелка у «фраера» металлический объемный кожух из-под немецкого противогаза, куда вмещаются как минимум четыре порции каши. Он важно подставляет Цыбуле свою «парашу» и требует: «Наложь полный!» Цыбуля с ним не спорит и молча кладет порцию на одного, бросая грозный взгляд на «фраера». Тот не отходит и «давит» на Цыбулю: «У тя, сука, полный котел!» А Цыбуля ему в ответ: «А у тя в «котелке» не хватает!» Пехотинцы смеются так, что немцы дают длинные очереди на звук.

У Цыбули на шинели поблескивает медаль «За отвагу». Он по праву может гордиться ею, так как получил заслуженно, совершив подвиг. Даже злой на язык «фраер» уважает его за это и, не смея возразить Цыбуле, без спора отходит от кухни несолоно хлебавши.

Нам было неведомо, что Цыбуле удавалось спать не более чем полтора-два часа в сутки, и то урывками, на ходу — лошади сами находили дорогу до стрелковых рот и обратно «домой», в хозвзвод. Однажды командование дивизией приказало нашему батальону с боем продвинуться вперед и тем самым выровнять нашу передовую линию. В темноте, под прикрытием нашего артиллерийского огня, мы приблизились вплотную к немецким траншеям и внезапно ворвались в них, навязав фрицам рукопашный бой. Наши ряды в этом бою быстро таяли — фашистов было втрое больше. Я уже был почти уверен в нашем полном поражении и думал, как мне быть, чтобы не сдаться фашистам живым, так как отступать нам было нельзя. Существовал приказ Верховного Главнокомандующего № 227 с призывом: «Ни шагу назад!»


Еще от автора Мансур Гизатулович Абдулин
160 страниц из солдатского дневника

В основу солдатского дневника, написанного после войны ветераном Великой Отечественной, шахтером М. Абдулиным, легли воспоминания о трудных фронтовых дорогах, битвах за Сталинград, Днепр… об однополчанах, их душевном благородстве, воинской стойкости, самоотверженности. Комсорг батальона, минометчик, М. Абдулин в своих записках воссоздает суровый и нежный образ советского солдата, отстоявшего свободу и независимость нашего Отечества.Об авторе: АБДУЛИН Мансур Гизатулович родился в 1923 году. Ветеран Великой Отечественной войны.


Пядь земли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.


Комдив. От Синявинских высот до Эльбы

От обороны Ленинграда до операции «Багратион», от кровавой мясорубки на Синявинских высотах до триумфальной Висло-Одерской операции, ставшей настоящим блицкригом Красной Армии, — автор этой книги, командир 311-й стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта, с боями прошел от Прибалтики до Эльбы, одним из первых вступил на территорию Германии и был удостоен звания Героя Советского Союза. Однако его мемуары, созданные на основе фронтового дневника, при жизни автора так и не увидели свет — комдив Владимиров писал настолько жестко и откровенно, не замалчивая ни ошибок командования, ни случаев непростительной слепоты и некомпетентности, что его воспоминаниям пришлось ждать публикации более трети века.


В воздушных боях. Балтийское небо

Захватывающие мемуары аса Великой Отечественной. Откровенный рассказ о боевой работе советских истребителей в небе Балтики, о схватках с финской и немецкой авиацией, потерях и победах: «Сделав „накидку“, как учили, я зашел ведущему немцу в хвост. Ему это не понравилось, и они парой, разогнав скорость, пикированием пошли вниз. Я повторил их прием. Видя, что я его догоню, немец перевел самолет на вертикаль, но мы с Корниловым следовали сзади на дистанции 150 метров. Я открыл огонь. Немец резко заработал рулями, уклоняясь от трассы, и в верхней точке, работая на больших перегрузках, перевернул самолет в горизонтальный полет.


Что было — то было. На бомбардировщике сквозь зенитный огонь

Герой Советского Союза, заслуженный военный летчик СССР В. В. Решетников в годы Великой Отечественной войны совершил 307 боевых вылетов, бомбил Кенигсберг, сам дважды был сбит — зенитным огнем и истребителями противника (причем во второй раз, выпрыгнув из горящего самолета с парашютом, приземлился на минное поле и чудом остался жив), но всегда возвращался в строй. Эта книга — захватывающий рассказ о судьбе поколения Победителей, о становлении и развитии советской Авиации Дальнего Действия.


Снайперские дуэли. Звезды на винтовке

«Морда фашиста была отчетливо видна через окуляр моей снайперки. Выстрел, как щелчок бича, повалил его на снег. Снайперская винтовка, ставшая теперь безопасной для наших бойцов, выскользнула из его рук и упала к ногам своего уже мертвого хозяина…»«Негромок голос снайперской пули, но жалит она смертельно. Выстрела своего я не услышал — мое собственное сердце в это время стучало, кажется, куда громче! — но увидел, как мгновенно осел фашист. Двое других продолжали свой путь, не заметив случившегося. Давно отработанным движением я перезарядил винтовку и выстрелил снова.