От Сталинграда до Берлина. Воспоминания командующего - [8]

В начале сентября приказом по Московскому гарнизону была объявлена перерегистрация всех бывших офицеров, проживающих в Москве. Они должны явиться к нам в помещение манежа. Перерегистрацию проводили работники ЧК, мы же несли охрану.

Надо сказать, что это мероприятие советского правительства застигло врасплох тех офицеров, которые состояли в контрреволюционных организациях. Они бросились на вокзалы, чтобы уехать туда, где формировались белогвардейские войска. Но на вокзалах и железнодорожных платформах были расставлены отряды чекистов.

Помню, к нам хлынули сотни людей. Некоторых, не замешанных в заговорах против советской власти, тут же отпускали на работу, но большинство явившихся требовало тщательной проверки. Комиссия работала день и ночь. Мы, курсанты, также круглосуточно несли усиленные наряды.

Сентябрь 1918 года ознаменовался радостным событием. Красная армия, разгромив объединенные силы чехословаков и белогвардейцев, развернула широкое наступление на Казань и Симбирск. Разгорались бои на Восточном, самом опасном для республики фронте. А мы по-прежнему прилежно грызли гранит военной науки. Конечно, мы понимали, что рано или поздно наше обучение закончится, нам дадут командирские удостоверения — и в путь… Но все-таки это случилось гораздо раньше, чем мы предполагали. Поступил приказ: «Срочно направить курсантов в распоряжение Подвойского на Южный фронт против белых войск генерала Краснова».

— Экзамен в конце октября. Мы отзовем вас с фронта, — предупредил Масленников, вручая нам предписания.

«На фронт, на фронт, на фронт», — выстукивали колеса вагонов, приближая нас к цели. Эшелон остановился в Балашове. Там, на запасных путях, стоял штабной вагон председателя Всероссийской коллегии по организации и управлению Красной армией Николая Ильича Подвойского.

Подвойский тотчас же пригласил курсантов к себе. Он принимал нас в своем вагоне группами — человек по десять. Я попал в первую группу.

Усталый, с воспаленными глазами, Николай Ильич поздоровался с каждым из нас за руку и тут же поставил перед нами задачу: отправиться на укомплектование частей бригады Сиверса.

— В бригаде, — сказал он, — еще существует выборное начало. Командиров не назначают приказом вышестоящих штабов, а выбирают сами солдаты. Вы прибыли на командирские должности, однако рекомендую входить в свою роль с учетом этого обстоятельства. Приглядитесь и при первой возможности доложите мне о настроении красноармейцев и командиров.

…На станции Родничок в штабе бригады нас принял Сиверс — белокурый, худощавый командир высокого роста, в солдатской гимнастерке, туго перехваченной ремнем. В откровенной беседе он сказал:

— Выборность командиров сильно укоренилась в войсках. Переломить настроение людей не так просто. Предложить вам самостоятельные должности пока не могу. Советую пойти помощниками или заместителями командиров. Ближе познакомитесь с подчиненными, покажете себя в бою, а там будет видно…

Мы, конечно, не могли с ним не согласиться. Я был назначен помощником командира роты в один из полков бригады.

Прибыв в подразделение, которое обороняло село Новый Родничок, я сразу почувствовал, что красноармейцы смотрят на меня с нескрываемым недоверием. Обстрелянные еще в империалистическую войну, они прошли большую школу боев с белогвардейцами, а тут перед ними безусый юнец — и туда же, явился на командирскую должность. Они видели во мне человека, чем-то похожего на бывших офицеров. Посыпались соответствующие вопросы:

— Давно ли получил офицерские ремни?

— Зачем прилепил на грудь инструкторский значок?

— Почему наган в кобуре, а не за поясом?

Оправдываться перед солдатами было бесполезно. Я смолчал.

Бригада занимала широкий фронт, но обороняла отдельные села, не имея сплошного переднего края. Непосредственного соприкосновения с противником не было. Белогвардейцы, особенно казаки, совершали налеты — чаще всего ранним утром. Ударят по заставам, наделают шуму — и скроются.

Бороться с налетчиками было нелегко. Основу их тактики составляла внезапность. Поэтому необходимо было сначала ознакомиться с местностью, изучить скрытые подходы к населенным пунктам.

Я вставал до рассвета, брал с собой нескольких бойцов, обходил все заставы, караулы, секреты и возвращался к командиру роты с подробным докладом.

Но вот прошла неделя, и ни одной схватки с налетчиками. Красноармейцы по-прежнему смотрели на меня с этаким прищуром: дескать, стараешься, курсант, но еще неизвестно, что из тебя выйдет, а мы вот умеем не только воевать, но и веселиться.

Помню, как-то они затащили меня на свадьбу. Женился один из бойцов на местной девушке. Свадьбу устроили в школе. Среди приглашенных были и командиры. Заиграла гармонь.

Кто-то из красноармейцев, обернувшись в мою сторону, крикнул:

— А ну, москвич, давай спляшем!

— Давай, — ответил я, — только не вижу стоящего партнера.

— Ах, вот ты какой! — закричали со всех сторон. — А ну выходи на круг, мы тебя общиплем… Ты еще узнаешь наших…

— «Яблочко», — попросил я гармониста.

В центр круга вышел щеголеватый пулеметчик — и давай, не жалея сил, выстукивать каблуками залихватскую дробь. Он сделал несколько красивых колен и остановился. Я прошелся по кругу точно так, как это делал Ваня Зимин. Развернулся, отбил чечетку, затем… Ох эта матросская «натирка полов», которую разучивал я с Ваней до пота в пятках! Кажется, она получается, я будто обрел крылья и пошел, пошел… Теперь уже все вскочили, заулыбались, захлопали в ладоши. Затем подхватили на руки и начали качать.