От Сталина до Путина. Зигзаги истории - [6]

От расторопности баррикадостроителей у меня просто дух захватывало. Кто-то тащил со дворов на улицу металлические баки для мусора, кто-то – деревянные доски от столиков и скамеек. Скелет автомобиля «Запорожец» без колес и стекол, полусгнивший тополь, покалеченный диван и пустые фанерные ящики изымались откуда-то и доставлялись на улицу 1905 года. Первая с той поры баррикада в Москве сооружена была творчеством масс минут за пятнадцать.

Еще столько же времени сотворившие ее довольно поглядывали на собственную постройку и на круговые потоки машин с двух ее сторон. А потом стали слышны речи: пора так же перекрыть Садовое кольцо.

Тысячи полторы людей, и я в их числе, рысью мелкой поднялись в горочку мимо метро «Баррикадной» к Садовому. Здесь перерезать автомобильное движение удалось быстрей. Бойкие парни из толпы сходу напали на троллейбус у остановки, высадили водителя и, скинув рога-токоприемники с электролинии, руками выкатили внушительную машину поперек дороги. Два прибывших троллейбуса постигала такая же участь. Возникла преграда транспорту из транспортных средств. Парализовав движение, толпа у троллейбусной баррикады начала скандировать:

– Ель-цин – у-бий-ца! Ель-цин – у-бий-ца!

В сотне метров от баррикады топтались у «Форда» с мигалкой трое офицеров ГАИ и спокойно наблюдали за буйством толпы. Но, не реагируя на нее, они сообщили о происходящем куда следует – Садовое опустело: коллеги офицеров заворачивали машины задолго до подъезда к баррикаде. Делалось это, как оказалось, не только для того, чтобы скрасить неудобство водителям.

Не успела толпа вволю пошуметь, как на пустынном Садовом со стороны Нового Арбата заревели сирены милицейских автобусов. Они мчали пятью колоннами и у баррикады рассыпались веером. Из них высыпали омоновцы – несть им числа – и, не проронив ни слова, бросились на толпу, охаживая дубинками всех подряд. Им отвечали кулаками. Но мужчины в толпе разделены были женщинами и тех, кто пробовал отбиться в одиночку, захлобыстывали сразу несколькими дубинками.

Брызгая кровью, толпа попятилась к тротуарам и проемам между троллейбусами. Окровавленные лица, стоны, ругательства и женские визги омоновцев не утихомиривали, а распаляли. За троллейбусной баррикадой толпа рассыпалась во всю ширь Садового, и избиение ее пошло с таким остервенением, что она вся до единого человека побежала.

Я удирал от дубинного вала к площади Маяковского в кампании народа, гораздо менее меня подвижного. Драпать было стыдно и противно. Кроме того, мне хотелось поглазеть – кого и как будут колошматить, чтоб завтра это описать. Поэтому, прибавив темп, я изрядно от кампании оторвался и стал у арки монументального дома с видом случайного прохожего: не понимаю – что здесь за буза?

Компания строителей баррикады прочесала мимо меня с минутным примерно отрывом от дюжины преследовавших ее омоновцев. Я, добродушно скрестив руки на груди, замер на месте: мне ни до чего нет дела. Но один из дюжины так не посчитал и, поравнявшись со мной, повернул к стене дома и сходу опустил дубинку на мою голову. Я уклонился от удара, спружинив корпусом. Омоновец саданул меня ботинком в бедро. Я плюхнулся в стену и, оттолкнувшись от нее, пнул ногой его в живот. Он отлетел на пару метров. Но сбоку подскочил другой омоновец и со всего размаха огрел меня дубинкой – целил он по голове, попал по ключице. От боли острой в моих глазах потемнело. Я сполз вниз по стене с мыслью: надо закрыть голову – иначе забьют. Но побоев не последовало. Люто залаяла собака – из арки вышла миниатюрная старушка в платочке со здоровенной овчаркой на поводке. Тот омоновец, которому я всадил пинок, прорычал:

– Бабка, убери зверюгу. Пристрелим.

Старушка безмолвствовала, овчарка кровожадным заливалась лаем. Я приподнялся, бочком правым продвинулся вдоль стены и нырнул в арку. Погони не было. Овчарка лаяла и лаяла.

К метро «Маяковская» я добрался без проблем. Ключица ныла. Но ныла вполне терпимо. И лишь дома мне стало ясно: вместо одной кости от правого плеча до грудины – у меня теперь две.

Вызвав «Скорую», я попал в больницу в Сокольниках, где, сделав рентгеновский снимок, мне поставили диагноз – внутренний перелом ключицы со смещением: надо надевать кольца – гипсовую повязку, стягивающую два плеча через шею и спину.

Три дня я привыкал дома жить в обручах из марли с гипсом. Ни 29 и 30 сентября, ни 1 октября, как говорили репортеры по телевизору и приятели по телефону, у Дома Советов ничего нового не происходило. Там по-прежнему били всех. Били одиночек, случайно оказавшихся у заслонов ОМОНА, били с успехом, обращая в бегство, огромные толпы. Омоновцев навезли в Москву со всей страны – черт на печку не вскинет. Им, вероятно, платили бешеные деньги, и их необъятная сила, помноженная на корысть, изничтожала все потуги сторонников парламента прорвать блокаду Дома Советов.

Поскольку бить начинали сразу у выходов из метро «Баррикадная» и «1905 года», в субботу, 2 октября, враждебная Ельцину организация «Трудовая Россия» назначила свой митинг на Смоленской площади. Узнав о том, я с затворничеством распрощался: что дома сиди-лежи, что спокойно гуляй среди народа – сломанной ключице всё едино. На удаленной от депутатской резервации площади, по моему разумению, побоища не предвиделось.