От сомнений к определенности. Опыт врача - [9]

Я осознавала это несколько раз, когда умер мой отец, когда умер мой муж и мой свекор. Они ушли одинаково – за несколько минут, от сердечного приступа. У меня опускались руки, но ведь я привыкла побеждать болезнь. У других. А мои близкие даже не успевали заболеть, уходили в одночасье. Бессилие побуждало меня к поискам.

7 апреля 1992 года во Франции, в Марселе, я зашла в армянскую церковь. Я зажгла свечу, и она сразу потухла. У меня неприятно екнуло сердце. На следующий день я позвонила домой, к телефону подошла дочь:

– Скажи папе, что я сегодня вылетаю. Пусть продержится.

Продержится? Почему я так сказала? Почему погасшая свеча (мало ли, может, ветер задул?) вызвала у меня такую тоску и эти странные слова? Трудно сказать, чего мне стоило дождаться прилета в Ереван. Я буквально подгоняла самолет. В ночь с 8 на 9 апреля 1992 года Лева меня встречал в аэропорту, красивый, загорелый, похудевший, помолодевший. Мой. Мы пришли домой, он сел в кресло и – через несколько минут умер. 9 апреля 1992 года, в час Быка. Все. Началась другая жизнь. Без него. Надо было научиться жить без него.

После смерти мужа я словно окаменела. Замкнулась. Почти ни с кем не общалась. Мне хотелось только работать. Было грустно, одиноко, тягостно. Это был тяжелейший период и для моей страны: голод, холод, блокада. Так моя личная трагедия вошла в резонанс с трагедией всего моего народа. Несмотря на известность, достаток, широкий круг друзей и знакомых, я не могла оставаться там, где встретилась с мужем, была счастлива с ним и где я его потеряла. Мне было все равно, куда уезжать. Шли переговоры о Франции, но обстоятельства быстрее сложились в пользу Москвы. Я приняла приглашение Левона Оганесовича Бадаляна и переехала в Москву. Что нас не убивает, делает нас сильнее. Это звучит как афоризм, пока не касается лично тебя. Тогда становится твоей правдой.

Восемнадцать лет в Москве. Это годы дальнейшего обучения, углубления и систематизации знаний, работы над собой, над своими комплексами, проблемами, страхами. Я заметила, что мне важно все время узнавать что-то новое, расти, совершенствоваться в знаниях и возможностях. Что постепенно во мне тает лед. Какой? Тот, что сковывал изнутри все эти годы.

Несколько лет назад я осознала, что снова пришло время что-то менять. Хотелось перемен и деятельности, которая бы приносила удовлетворение и радость. Врач – профессия группы риска, уж очень тяжело это: все время общаться с больными людьми, из которых многие и не желают выздоравливать, считая, что, будучи больными, они заслуживают снисхождения.

Я заметила, что воодушевление нейтрализует усталость, но только до поры до времени – исподволь она все же накапливается. Это, как давно возведенный мост, кажется целым, но рухнуть может в любую минуту. Усталость чревата равнодушием. Как только врач осознает, что это с ним происходит, ему нужно уходить из профессии или менять свое отношение к работе. Это важно понять вовремя, потому что начинаются процессы, на первый взгляд почти не заметные, но сильно осложняющие жизнь и тебе, и другим. Приходя с работы, я съедала, как яблоко, головку-другую репчатого лука, чувствуя в этом потребность. Я не знала, что таким образом нейтрализую яд усталости. Моральной усталости. Я и сейчас за собой это замечаю – как только потянусь за луком, спрашиваю себя: что тебя угнетает?

Пациенты, которые, казалось, специально себя программировали на болезни, вызывали у меня внутреннее негодование. Я уже смутно понимала, что есть и другой способ преодоления внутреннего конфликта, кроме болезни. Ведь было очевидно, что ее можно было избежать, если бы только вовремя взять на себя ответственность за себя самого, за свои привычки и приоритеты. Как их убедить в этом? Как их сподвигнуть на это?.. От боли за людей и от собственного бессилия меня охватывала усталость на клеточном уровне. Мне хотелось другого общения с людьми. И я ушла из клиники, в которой проработала много лет.

Опять этому помогли обстоятельства, и довольно курьезные. Я никак не могла решиться, собраться с духом. Хотеть-то уйти хотела, но решиться не могла. Так часто бывает. И вот в один прекрасный день я пришла на работу – а потолок в моем кабинете рухнул! Вчера еще был на месте – а сегодня в потолке зияет дыра. Здание давно находилось в аварийном состоянии, но еще могло простоять. Просто, казалось, даже стены не выдержали такой концентрации страдания, которое выплескивалось из больных, приходивших ко мне. Дальше там оставаться было невозможно. И я ушла, оставив все, что было. Но… одна дверь закрывается – другая открывается. Я всегда была окружена людьми. Они продолжали звонить и обращаться ко мне за помощью. Я сместила акцент с лечения на изучение обстоятельств, провоцирующих болезнь или ее сопровождающих. И знаете, что меня поразило? Результаты стали ошеломляюще быстрыми, более качественными. А я даже ни разу не предложила больному лечения обычным своим методом, до этого дело просто не доходило. Саморегуляция организма, которая легко происходит при иглотерапии, наступала при «прочищении мозгов» еще быстрее. Теперь я старалась объяснить, почему человек заболевает, что способствует возникновению болезни. И вообще, что такое болезнь. Это хорошо или плохо? И, может, через это нужно непременно пройти. А для чего?