От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным - [41]

— Но вы собираетесь установить диктат.

— Ничего подобного. Мы применяем силу не к народу, а к бандитам. Это они пытались диктовать чеченцам, как им жить и даже как молиться Аллаху. Мы установим порядок, в республике будет спокойно и мирно, и потом перейдем к выборам, и будем договариваться уже с новым руководством о разграничении полномочий между Чечней и федеральным центром при общем понимании того, что мы все равно будем жить вместе.

У вас есть другие варианты? Опять уйти, все бросить и ждать, когда на нас снова нападут? Это не было преступлением? И простых чеченцев бросили, и Россию подставили.

— А армия?

— Армия сделает свое дело и уйдет в казармы.

«Мы же европейцы»

— Чечня — это все же не вся страна. Что, по-вашему, нужно в первую очередь стране? Главное?

— Точно и ясно определить цели. И не вскользь говорить об этом. Эти цели должны стать понятными и доступными каждому. Как Кодекс строителя коммунизма.

— И что напишете в первой строке этого кодекса?

— Моральные ценности.

— Будем снова искать особый путь для России?

— А ничего искать не надо, все уже найдено. Это путь демократического развития.

Конечно, Россия более чем разнообразная страна, но мы — часть западноевропейской культуры. И вот в этом наша ценность, на самом деле. Где бы ни жили наши люди — на Дальнем Востоке или на юге, мы — европейцы.

— Осталось, чтобы Европа считала так же.

— Мы будем стремиться оставаться там, где мы географически и духовно находимся.

А если нас будут оттуда выталкивать, то мы будем вынуждены искать союзы, укрепляться. А как же? Обязательно.

«А вы бы развернули самолет?»

— В чем проблема наших отношений с НАТО?

— В том, что мы себя не чувствуем там полноценными участниками процесса. Если будем принимать полноценное участие в выработке решений, то я здесь ничего не вижу страшного.

— Ситуация с Югославией показала, что решения можно принимать и без России.

— Так в том-то и дело! Такие отношения нам не нужны.

— Вы ведь были секретарем Совета Безопасности, когда начались события в Югославии. Вашим мнением интересовались президент или премьер-министр?

— Президент решал эти вопросы напрямую с Министерством обороны и МИДом.

— А вы бы развернули самолет над Атлантикой на месте Примакова?

— Возможно. Примаков оказался в очень сложной ситуации. Да, он мог долететь до Вашингтона и использовать свой визит как трибуну, чтобы высказать позицию России. Но и американцы могли это использовать в своих целях. Интерпретировать прилет российского премьера как знак того, что Россия согласна с предложенным вариантом решения югославской проблемы.

Тот способ решения проблем, который избрали для Югославии, был предопределен после распада СССР.

— Тогда зачем эти демонстрации, если ослабшая Россия все равно ничего сделать не может?

— Не так. Россия и в сегодняшнем своем качестве может многое сделать. Нужно было заранее, до начала бомбардировок в Югославии, проанализировать ситуацию, разобраться, какими ресурсами мы располагаем, чтобы влиять на решение наших партнеров. Можно было активнее работать с теми странами, которые не хотели подобного развития событий.

«Они будут там и тогда, где и когда мы скажем»

— Давайте вернемся еще раз к Чечне, если уж мы заговорили об интеграции в Европу. Вы можете представить себе ситуацию, при которой в Чечню можно было бы ввести миротворческий контингент?

— Исключено. Если мы признаем, что Чечня независимое государство, то да. Она тогда может привлечь туда любые миротворческие силы.

— Но говорили, что и Косово останется в составе Югославии, а войска ввели.

— Вот поэтому мы и не соглашаемся ни на какие варианты типа косовского. Ничего, что напоминало бы аналог югославских событий, нет и быть не может. Тем более, что все, чего добились союзники по альянсу, на практике оказалось прямо противоположным целям, которые ставила перед собой НАТО.

— Вы говорите «мы не соглашаемся». А что, разве предлагали?

— Посредника, допустим, предлагают в разрешении конфликта в Чечне. Нам там не нужны никакие посредники. Это первый шаг к тому, чтобы интернационализировать конфликт. Сначала посредники, потом еще кто-то, потом наблюдатели, потом военные наблюдатели, потом ограниченный контингент. И понеслось…

— Ну а наблюдатели, допустим, ОБСЕ?

— В Чечне? После завершения боевых действий и разгрома бандформирований. Они будут там и тогда, где и когда мы скажем, где мы разрешим и сочтем это целесообразным.

— С таким подходом Европа нам, похоже, не светит.

— Смотря какая Европа. Давайте разберемся. Да, мир изменился, изменилась и Европа, никакого секрета тут нет. Устав ООН писался с учетом иного расклада сил в мире — мы тогда были главными победителями во Второй мировой войне.

Сейчас мы стали, увы, слабее, а Устав ООН продолжает действовать. Это не всех устраивает. Его как-то пытаются менять или подменять, например, решениями НАТО.

Мы не должны с этим соглашаться.

Кстати, многие забыли, что когда в конце сороковых годов создавался НАТО, Советский Союз высказывал намерение войти в этот блок. Но нас туда не пустили. В ответ, вместе со странами Восточной Европы мы образовали Варшавский договор, сейчас уже несуществующий — как ответ на формирование альянса.