От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе - [129]

Своего успеха они добились благодаря деловым способностям, активности или дерзости, а также предприимчивости, которая побуждала их старательно выискивать любые возможные источники прибыли. Они накапливали деньги, сдавая в аренду свою землю, завладели большинством городских домов, а в Венеции в 1420 г. суммарная стоимость всех жилых зданий составляла капитал примерно в 100 миллионов франков; они покупали земли и феодальные поместья в сельской местности. Но в первую очередь их обогащали банковские, коммерческие и промышленные предприятия. Через посредство своих союзов эти капиталисты были хозяевами кредита и денег и даже начали выманивать сбережения у частных лиц, обещая увеличить полученную сумму. Они монополизировали крупную международную коммерцию, торговлю продовольственными продуктами и предметами роскоши, а также зерном, вином, скотом и пряностями. Они спекулировали необходимым для промышленности сырьем и промышленными товарами, а также салом, поташом, дегтем, деревом, шкурами, мехами, хлопком, шелком, шерстью и, кроме всего этого, шерстяными, шелковыми и бумазейными тканями, покрывалами, дорогими видами тканей и мылом. Они занимались разработкой рудников, создавали металлургические и текстильные мануфактуры, и повсюду вложенный ими в дело капитал приносил плоды.

Эти великие дельцы, мастера управления деньгами чувствовали себя «гражданами мира» и не были привязаны к узким интересам какого-либо одного города. Наоборот, они с радостью становились доверенными лицами королей и иных правителей стран и были самыми лучшими помощниками абсолютной монархии, служа которой они служили собственным интересам. Часто они окружали себя великолепием и роскошью, перенимая образ жизни высшей аристократии. Венецианские патриции, Жак Кёр и семейство Портинари в Брюгге жили во дворцах или усадьбах, которые были достойны князей и даже монархов. Они с гордостью выступали в качестве меценатов и были в числе умных пропагандистов Возрождения. Но они нарушили покой средневековой экономики и внесли в нее пагубные методы: безжалостную спекуляцию, сговоры и монополии, даже картели, полнейшую неразборчивость в средствах и презрение ко всем нравственным нормам. Их упрекали в том, что они (как было сказано на заседании одного из немецких законодательных собраний) «лишают мелкую торговлю и торговлю среднего размера всякой возможности заработать», или в том, что они, как написал о Жаке Кёре один его современник, «делают бедными тысячу достойных купцов, чтобы обогатить одного человека». Своими уловками и неудачами, которые не причиняли никакого ущерба «их богатству», они, как жаловался автор одного тогдашнего памфлета, разрушили весь честный труд и всю честную торговлю. Они разрушили прежний гармоничный общественный уклад городов, поколебав или уничтожив его тем, что сделали одной видимостью защитные меры, выполнения которых он требовал. Они принудили значительную часть населения, занятого в промышленности и торговле, подчиниться их власти. В некоторых видах работ они стали настоящими диктаторами, и они участвовали в создании и развитии тех грозных бедствий, которые неразрывно связаны с наемным трудом и существованием того городского пролетариата, который они оставили в наследство современному миру.

Борьба, сопровождавшая тогда рождение капиталистической буржуазии с ее духом приобретательства, не была такой сильной, какой стала в последующие века; но так было лишь благодаря той силе, которую многочисленность и объединение в союзы давали мелкой и средней буржуазии. Это сословие, куда входили мелкие городские собственники, основная масса чиновников и, в первую очередь, торговцы и мастера-ремесленники, составляла наибольшую часть населения в большинстве городов; например, в Базеле – 95 процентов жителей. Они довольствовались скромным состоянием: в Германии XV в. буржуа из среднего класса часто имели от 2 до 10 тысяч флоринов. В Базеле пятая часть населявших его буржуа имела в среднем от 200 до 2 тысяч флоринов, а треть этих буржуа, в том числе многие ремесленники, – от 30 до 200 флоринов. Во Франции буржуа этой категории обычно давали дочерям приданое, стоившее от 500 до 2 тысяч франков. Этот многочисленный слой общества состоял из людей не очень склонных к риску, но часто имевших достаточно независимый характер. О нем очень заботилось государство, которое часто делало его союзником в делах правления и поручало его представителям значительную часть обязанностей по управлению городами, когда допускало к участию в нем людей из народа.

По сути дела, именно этот слой населения вносил в общество драгоценные свойства – жизнестойкость и стабильность. Его представители никогда даже на мгновение не замедляли свой труд, и в мелкой коммерции и мелкой промышленности каждую минуту возникали новые профессии. Во Франкфурте-на-Майне, например, в XV в. было 191 ремесленный союз, и только в металлургии таких союзов было 18; в Ростоке подобных союзов было 180, в Вене и Базеле по 100. Даже в тех городах, где, как казалось, полностью господствовала крупная промышленность, например в Ипре, ей бросала вызов мелкая промышленность, в которой было занято 48,4 процента рабочих, а на суконных мануфактурах 51,6 процента. В подавляющем большинстве городов большинство жителей входили в объединения рабочих мелкой промышленности; во Франкфурте, который может служить типичным примером, эти союзы охватывали 84 процента работающего населения, а в крупной промышленности работало только 14 процентов горожан.