От милиционеров к ментам - [14]

Проживала Татьяна на улице Союза Печатников, в коммунальной квартире, где занимала одну комнату. Родителей у нее уже не было, работала она машинисткой в строительном тресте. Где-то года за три до происшествия познакомилась она с одним парнем, звали его Федором. Работал Федор на заводе слесарем, был спокойный, тихий, ей пришелся по душе, и стали они встречаться. Татьяна полюбила Федора, и он переехал к ней жить, и все дело шло к женитьбе, но тут Татьяна заприметила, что Федор стал приходить домой выпивший. Особого внимания она на это не обращала и не пилила его, хотя это ей и не нравилось. Но время шло, и Федор стал вообще пропадать где-то по ночам. На вопросы о том, где он был, отвечал, что загулял с приятелями. А тут неожиданно пропал вообще. Нет его день, два, неделю. Пошла Татьяна на завод и выяснила, что Федор жив-здоров, работает. Не стала она вызывать его, чтобы поговорить, просто развернулась и ушла. Гордость имела: что делать – разлюбил так разлюбил, переборола себя, стала дальше себе поживать.

Прошло полгода. Однажды вечером, около 20 часов, раздается звонок в квартиру. Открывает дверь Татьяна, а там Федор, собственной персоной, веселый и уже поддавший, с бутылкой водки и закуской. «Можно к тебе?», – спрашивает. «Заходи, коль пришел», – отвечает Татьяна. Заходят они к ней в комнату, а Федор, как ни в чем не бывало, обнимает ее, целует. Татьяна молчит и ждет, что Федор скажет. А он: «Давай выпьем». Сели они за стол, выпили. Татьяна только слегка пригубила, пил в основном Федор. Затем он полез к ней. Завалил на кровать, удовлетворил свои потребности и заснул. Тут ее такая злость взяла: что же это такое, что она, проститутка какая-то, что ли, почему он с ней так поступает. Пошла на кухню, взяла нож большой и подошла к Федору. Тот крепко спал, вывалив свое хозяйство наружу. Взяла она, чик ножом – и отрезала, и нет органа больше, в руках он у нее. Кровь хлынула, проснулся Федор, кричать стал. Перевязала Татьяна его, как могла, и вызвала скорую помощь, а следом и милицию.

Спросил я Татьяну: «Не жалеешь о том, что сделала?». «Нет, – отвечает она, – я себя уважаю». Среди нашего "подконтрольного контингента" были и те, кто вселял настоящее уважение.

Свитки

Если память мне не изменяет, было это осенью 1974 года. Работал я инспектором уголовного розыска Первого отделения милиции. Работали мы тогда по так называемому зональному методу, по нему за каждым опером закреплялась определенная территория. Конечно, это не означало, что если совершено серьезное преступление, то ты один и крутишься, тут подключаются все. Но если «мелочевка», то тогда уже сам бегаешь. За мной была закреплена территория за Крюковым каналом.

На моей территории располагалась синагога. Время было такое, что евреев только-только начали выпускать в Израиль и другие страны, и поехали они, первые переселенцы. В один из дней в отделение милиции поступила заявка, что в синагоге совершена кража. Выехал я на место происшествия. Встретил меня раввин, провел в синагогу и пояснил, что у них хранятся в синагоге свитки, по которым читают молитвы. Сегодня они обнаружили, что несколько свитков похищены. Я осмотрел место происшествия, но ничего существенного не обнаружил. Подходы к месту хранения этих самых свитков были абсолютно свободные. Вечером кто угодно мог подойти, взять свитки и уйти незамеченным, так как бывали часто моменты, когда в зале людей не было. Для решения вопроса о возбуждении уголовного дела в первую очередь имела значение стоимость похищенного. Естественно, я и поинтересовался этим. В ответ на такой запрос раввин мне ответил, что свитки стоимости не имеют – так как они бесценны. На мой второй вопрос о том, кто их мог похитить, раввин ответил, что любой, кто уезжает в Израиль, так как там они воистину дороже всего на свете: речь идет о духовной культуре целого народа.

Я все зафиксировал в заявлении и поехал докладывать руководству. Я думал, что в данном случае будет возбуждено уголовное дело, так как контроль за всеми религиозными заведениями осуществляло КГБ. Но, к моему удивлению, мое руководство к данному происшествию отнеслось прохладно: возбуждать уголовное дело не стали, а мне посоветовали самому поискать. Что значит самому, если нет уголовного дела? Стал я выяснять, кто в последнее время посещал синагогу: были туристы из США, приезжали евреи из Тбилиси. Послал я сообщения на таможню, в надежде, что при пересечении границы попадутся похитители, но никаких данных оттуда так и не поступило. У меня было серьезное подозрение, что их увезли в Тбилиси, а уже оттуда в Израиль. Но без уголовного дела перекрыть всю границу Советского Союза было практически невозможно. Прошел месяц, и я получил команду отказать в возбуждении уголовного дела, так как цену свитков установить невозможно. Бред, да и только! Так и ушли бесценные и неоцененные свитки неизвестно куда.

В принципе, такой бардак был не только в синагоге. В этот же период времени я столкнулся с кражей в Мариинском театре оперы и балета. Выезжал я туда по заявке РУВД: из кабинета главного режиссера пропали часы. Стали мы устанавливать их стоимость и выяснили, что по бухгалтерии они не числятся, да и вообще театральный реквизит нигде не зафиксирован. Часы, по описаниям, являлись раритетом и в то время оценивались на черном рынке в десять тысяч долларов США. А некоторые их реквизиты, например, шпаги, были и вовсе с настоящими бриллиантами. Все это валялось под ногами, нигде не числилось. В возбуждении уголовного дела тогда тоже отказали, раз похищенное не имеет стоимости по бухгалтерии, и только внесли представление на имя руководства театра о необходимости проведения инвентаризации театрального реквизита.