От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в. - [18]
Масштабы французской экспансии были более впечатляющими. В течение первых ста лет, прошедших с момента основания Квебека, французы установили контроль над бассейном реки Св. Лаврентия, значительной частью территорий, прилегающих к Великим озерам, проникли в заозерную область (так называемую Верхнюю страну), а также в долины рек Огайо, Иллинойс и Миссисипи. Кульминационным моментом французского продвижения на запад в этот период стала экспедиция Р.Р. Кавелье де Ла Саля, в 1682 г. спустившегося по Миссисипи вплоть до ее устья и объявившего весь бассейн величайшей реки континента владением Людовика XIV. Это дало возможность французам в самом конце XVII в. закрепиться на побережье Мексиканского залива, положив, таким образом, начало колонии Луизиана. Кроме того, французы на всем протяжении рассматриваемого нами периода осваивали территорию нынешних Атлантических провинций Канады (Акадию), контролировали южное побережье Ньюфаундленда, а с 1670-х годов также предпринимали попытки закрепиться в районе Гудзонова залива (рис. 1).
Но если территории, попавшие в орбиту французской экспансии, по своей протяженности на порядок превосходили размеры тех участков, которые находились под контролем англичан, то последние, в свою очередь, с самого начала обошли своих соперников по количественным показателям. В колониальной Северной Америке всегда было гораздо больше английских поселенцев, чем выходцев из Франции. В 1627 г. во всех европейских колониях на этом континенте (к северу от Флориды и Мексики) находилось около 2700 человек, из которых 2310 (т.е. 85%) проживали во владениях Лондона, тогда как в Канаде и Акадии в то время насчитывалось лишь 107 жителей (3,9%).[183] С началом «Великого исхода» пуритан особенно быстро стала расти численность населения Новой Англии, где к 1650 г. насчитывалось около 23 тыс. «пилигримов».[184] Хотя современные специалисты пришли к выводу, что масштабы иммиграционного потока из Англии в эти колонии были не столь значительны, как предполагалось раньше, в любом случае они на порядок превосходили число поселенцев, прибывших в это же время в Акадию и Канаду. К 1663 г. в английских, французских и голландских колониях в Северной Америке насчитывалось 83,5 тыс. человек. При этом 48% из них (40 тыс.) приходилось на долю Новой Англии, 36 (30 тыс.) — на долю Вирджинии и Мэриленда, 12 (10 тыс.) составляло население Новых Нидерландов и только 4,2% (3,5 тыс.) — Новой Франции.[185] В результате мероприятий, осуществленных французским правительством и колониальными чиновниками во второй половине 60-х — начале 70-х годов XVII в., численность населения Канады и Акадии стала увеличиваться несколько более быстрыми темпами, и в 1685 г. в этих колониях насчитывалось 12,7 тыс. поселенцев,[186] сосредоточенных главным образом в долине реки Св. Лаврентия. Однако население Английской Америки росло еще более стремительно. В 1680 г. там насчитывалось 151, 5 тыс. человек, а в 1G90 г. — 210,3 тыс.[187] Иными словами, к концу XVII в. англичан в Северной Америке было как минимум в 16 раз больше, чем французов! В дальнейшем этот разрыв стал еще более впечатляющим. В 1700 г. англичан было уже 250,9 тыс., а в 1710 г. — 331,7 тыс.,[188] тогда как во всей Новой Франции в 1706 г. насчитывалось лишь 16,4 тыс. поселенцев.[189]
Правда, эта колоссальная разница в численности населения владений двух держав в определенной степени компенсировалась его крайне неравномерным распределением. Многие регионы Английской Америки (в том числе и те, которые попадали в зону англо-французского конфликта) были населены крайне слабо. Это расположенные на границе Новой Англии и Акадии территории колонии Мэн (позднее вошедшие в состав Массачусетса), Ньюфаундленд, где число английских и французских поселенцев было примерно одинаковым (около 500-600 человек к концу XVII в.), район Гудзонова залива, где находились лишь торговые посты с несколькими десятками служащих.
Две колониальные империи различались не только по внешним количественным параметрам, но и но своей внутренней организации.
Владения Лондона в Северной Америке представляли собой пестрый конгломерат слабо или вообще никак не связанных друг с другом колоний, отличающихся по своему статусу, внутреннему устройству, типу хозяйства, господствующей религии, не говоря уже о географическом положении, а также численности населения и его структуре. При этом в глазах правительства метрополии и групп, которые были связаны с колониальной экспансией, политическая и экономическая значимость тех или иных владений была далеко не одинаковой.
Например, пуританская Новая Англия, густонаселенная, но не производящая никаких отсутствующих в метрополии продуктов, очень быстро перестала привлекать внимание государственных мужей в Лондоне. Даже Кромвель, которого вряд ли можно упрекнуть в пренебрежении колониальными проблемами, считал ее «бедным, холодным и бесполезным местом».[190] В свою очередь, это обстоятельство (конечно, вкупе с другими причинами) способствовало тому, что колонии Новой Англии уже в первой половине 40-х годов XVII в. превратились в достаточно автономное политическое и хозяйственное образование, слабо связанное со «Старой» Англией. В 1643 г. Массачусетс, Плимут, Коннектикут и Нью-Хейвен объединились в конфедерацию, фактически присвоив себе ряд прав суверенного государства (в том числе и в области внешней политики). В середине 80-х годов XVII в. Стюарты попытались поставить Новую Англию под более жесткий правительственный контроль (в 1684 г. была аннулирована хартия Массачусетса, а в 1686 г. был создан Доминион Новая Англия), однако уже через два года благодаря Славной революции все (или почти все) вернулось на круги своя.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Монография составлена на основании диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенной на историческом факультете Санкт-Петербургского Университета в 1997 г.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.