От любви до ненависти - [28]

Мне даже захотелось посмотреть, что это слово у Даля означает. Дома я достала словарь, нашла, прочитала: «СТЕРВА ж., стерво. Падаль, мертвечина, дохлятина…» Современного значения у слова не было.

Падаль, думала я. Очень точно. Упавшая.

Но мертвечина — нет.

Дохлятина — нет!

Нет, блин, я хочу еще жить, я буду счастливой наперекор всему! — и даже наперекор себе!

Но сказать легче, чем сделать.

На меня напала хандра. Я приняла ее как реакцию на бурные события последнего времени. Можно было бы взять отпуск или просто неделю за свой счет. Отдохнуть.

Но как отдохнуть, где?

Ехать я никуда не хотела.

Сидеть дома (лежать) и читать книги? Не хотела.

Станет только хуже.

Наоборот, надо занять себя работой, работой и работой.

Антон знал о том, что произошло со мной (то есть с моим сыном), и несколько дней не тревожил меня.

Но вскоре начал беспокойно поглядывать. Я его понимала: любящая женщина должна, казалось бы, в нем искать утешения, а она чурается, сторонится. Почему?

Он спросил об этом прямо, зайдя ко мне в кабинет, когда в редакции почти никого не было (главное, не было Фофана, он выбил у Мрелашвили для себя отдельную комнатушечку, поступив умно и предусмотрительно).

— Может, заедем сегодня ко мне? — спросил Антон.

— Нет.

— Почему?

— Плохое настроение.

— Настолько плохое, что и меня не хочешь видеть?

— Я вижу.

— Я не об этом.

— Я понимаю.

— Конечно, — сказал Антон. — У тебя неприятности…

— Это называется не так. Это несчастье.

— Что, так серьезно? Еще что-нибудь?

— Ты о чем?

— О твоем сыне.

— Сын ни при чем.

— А кто?

— Я сама.

Он посидел, вертя авторучку и поглядывая на меня.

— У меня ощущение, что ты стала какой-то чужой.

Я поежилась. В душе холодно и пусто. Нет никакой охоты лукавить, придумывать, врать.

— Не я стала чужой. Для меня все стало чужим. Может, это болезнь. Но почему-то мне кажется, что она никогда уже не пройдет. Вся моя прошлая жизнь для меня стала чужой. Понимаешь?

— Понимаю, — сказал Антон. — У меня так было.

— И ты стал чужим. Понимаешь?

— Не понимаю. Так не бывает.

— Бывает же, что влюбляешься — сразу? И кажется, что — смертельно. Как никогда. И вдруг — все. Обрывается и… И все. Ты чужой. Прости.

— Что же мне делать?

— Не знаю. Мне все равно. Оставьте меня в покое.

— Кого ты имеешь в виду?

— Всех!

Слово мое, это заклинание, словно злого духа вызвало. Нет, в самом деле, мистика: едва я прошу — через посредство Антона — оставить меня в покое — всех! — и тут же раздается звонок.

Я узнала голос вице-губернатора.

Весьма мило осведомившись о моем здоровье и текущих делах, он спросил, не могу ли я зайти завтра в десять утра по деловому вопросу.

Я согласилась.

— Кто это был? — спросил Антон.

— Вице-губернатор наш.

— Ты с ним так запросто?

— Конечно. Я же спала с ним.

— Когда?

— На днях.

— Ну, ты…

— Что? Стерва? Я согласна. Хватит мальчишествовать, Антон. Возвращайся к жене. Лучше женщины ты никогда не найдешь, говорю тебе серьезно.

— Я не могу без тебя.

— Это только кажется. Сможешь.

— Он что, хочет предложить тебе постоянной любовницей стать?

— Весьма вероятно.

— И ты согласишься?

— Весьма вероятно.

— Ты больше чем стерва. Ты…

— Не мучайся. Такого слова еще не придумали.

— Придумали, — сказал он. И напомнил мне это слово.

И я, верьте или нет, рада была его злости, его ненависти. Пусть ненавидит, ему будет легче от этого.

Глава 11

Вице-губернатор встретил меня в своем кабинете приветливо, но официально. Было такое ощущение, что где-то здесь установлен магнитофон или скрытая камера, и он знает это.

Не мешкая, вице-губернатор приступил к делу:

— Губернатор поручил мне переформировать пресс-службу. Мы расстались с несколькими людьми, они не справились с работой. Внимательно рассмотрели много кандидатур. Нужны не просто хорошие журналисты, но люди оперативные, разбирающиеся в политической обстановке, четко представляющие задачи, которые ставит перед собой и другими губернатор. Понимаете?

— Вполне.

— В данный момент рассматривается кандидатура руководителя пресс-службы. Я ознакомился с вашими публикациями, мне дали рекомендации. Я думаю, ваша кандидатура не вызовет возражений губернатора. Он считает, что у нас должны быть люди хоть и с опытом, но достаточно молодые. Не лишенные обаяния. То, что это будет женщина, подчеркнет непредвзятость губернатора, подчеркнет, что он не обращает внимания ни на партийность, ни на возраст, ни на пол. Кстати, в самом деле, а вы член какой-нибудь партии?

— Нет.

Я чувствовала себя странно. Со мной говорил солидный человек, государственный, блин, деятель областного масштаба, говорил ясно, четко, с заботой о деле, государственно говорил! А я видела другое: мокрая красная морда надо мной, закрытые глаза, хрип из горла, жиры тела сотрясаются в конвульсиях… Животное…

Но по инерции продолжала слушать. И отвечать.

— Работа ненормированная, извините. Придется иногда и вечерами задерживаться, и выезжать. Семейные обстоятельства позволяют?

— Да.

— Но поездки разные, — тут же утешил меня вице-губернатор. — Сегодня в глухое село, а завтра, например, во Францию. Я не шучу, через месяц во Францию летим во главе с губернатором. Предполагается, естественно, что и руководитель пресс-службы полетит. Неплохо?